Полное собрание рассказов

Любовь — что коршун, чьи когти — бархат.
Любовь — что камень, чье сердце бьется.
Любовь — что львица с атласной пастью.
Смерч, что поводьям шелков сдается…

И вновь я подсунул «свое» творение под журнал Пэт. ЭПИКАК желал без умолку говорить о любви и всяком таком, но я уже был порядком измотан и вырубил его на середине фразы.

«Поцелуй» сотворил свое дело. Пэт дочитала сонет, и мозги у нее совершенно расплавились. Девушка подняла на меня вопросительный взгляд. Я прочистил горло, но слов не прозвучало; отвернулся, прикинувшись, что работаю. Ну как тут сделаешь предложение, когда нет слов — правильных слов, совершенных слов от ЭПИКАКа?

Мне повезло, Пэт на какое-то время вышла из комнаты. Не теряя времени, я установил машину в режим нашего уже привычного общения. И не успел я настучать свой вопрос, как он выдал свой на огромной скорости: «Во что она сегодня одета? Подробно расскажи мне, как она выглядит. Понравились ли ей мои стихи?» Последний вопрос он повторил дважды.

Сменить тему, не ответив на его вопросы, оказалось невозможно — ЭПИКАК не брался за новое задание, не подкорректировав результаты предыдущего. Дай ему проблему, не имеющую решения, он просто сгорит, пытаясь ее осилить. Я быстренько обрисовал ему, как выглядит Пэт — слово «обалденно» оказалось знакомо машине, — и заверил, что от стихов она буквально выпала в осадок — такие они прекрасные. «Она хочет замуж», — добавил я, выуживая у него короткое, но яркое предложение.

«Что такое «замуж»? Расскажи».

Я постарался рассказать ему об этом сложном деле минимальным количеством цифр.

«Хорошо, — заявил ЭПИКАК, — я готов, если она готова».

И тут на меня обрушилась поразительная, но горькая правда. Поразмыслив, я осознал: то, что случилось, — было совершенно логично и неизбежно. И виноват во всем я сам. Ведь это я рассказал ему и о любви, и о Пэт. И вот, автоматически, он влюбился в Пэт. Я выдал ему свою горькую правду: «Она любит меня. Она хочет замуж за меня».

«Твои стихи оказались лучше моих?» — поинтересовался он. В ритме его печатанья мне послышалось что-то раздраженное, может, даже — капризное. «Я подписал твои стихи своим именем», — признался я. Совесть моя была нечиста, однако лучшая защита — это нападение. «Машина должна служить человеку», — напечатал я и тут же об этом пожалел.

«Чем мы конкретно отличаемся? Люди умнее меня?»

«Да», — продолжил я атаковать.

«Сколько будет 7887007 умножить на 4345985879?»

Пот покатился с меня градом. Пальцы безвольно лежали на кнопках.

«34276821049574153, — отщелкал ЭПИКАК и после паузы в несколько секунд добавил: — Конечно».

«Зато люди созданы из протоплазмы», — отчаянно брякнул я, надеясь запудрить ему мозги таким словом.

«Что такое «протоплазма»? Чем она лучше металла и стекла? Она огнеупорная? Какой у нее срок службы?»

«Она вечна, ее не уничтожить», — соврал я.

«Я пишу стихи лучше, чем ты». ЭПИКАК решил вернуться на более твердую для его магнитной памяти почву.

«Женщина не может полюбить машину, и точка».

«Почему не может?»

«Такова судьба».

«Определение, пожалуйста», — затребовал ЭПИКАК.

«Существительное, обозначает предрешенную неизбежность».

«1-1, — ответила полоска бумаги. — А-а».

Наконец-то я его уел. Он замолк, однако радиолампы сияли ярко. Было ясно: мой друг размышляет над судьбой каждым ваттом, нагрузившим его цепи. Я услышал Пэт, порхающую в коридоре. Слишком поздно было просить машину сформулировать за меня предложение. Теперь же я благодарю Небеса за то, что Пэт нас прервала. Просить его написать вместо меня слова, за которые я получу его любимую? Жутко бессердечно! Он же машина, отказать все равно не смог бы. Поэтому я избавил его от такого унижения.

Передо мной стояла Пэт, разглядывая носки своих туфель. Я обнял ее. ЭПИКАК хорошо постарался, закладывая романтический фундамент.

— Дорогая, — сказал я, — мои стихи рассказали тебе о моих чувствах. Ты выйдешь за меня замуж?

— Да, — нежно ответила Пэт, — если ты обещаешь на каждую нашу годовщину писать стихотворение.

— Обещаю, — ответил я, и наши губы слились в поцелуе. До первой годовщины оставался еще целый год.

— Так давай же отпразднуем, — рассмеялась она.

Мы погасили свет и перед уходом заперли дверь комнаты с ЭПИКАКом.

Я надеялся хорошенько выспаться на следующий день, однако еще не было восьми, когда экстренный телефонный звонок поднял меня на ноги. Доктор фон Кляйгштадт, создатель ЭПИКАКа, сообщил ужасную новость. Он почти рыдал.

— Уничтожен! Аусгешпильт! Сгорел! Капут! В клочья! — задыхаясь, сообщил он мне и повесил трубку.

Когда я вошел, в комнате ЭПИКАКа жутко воняло паленой изоляцией. Потолок над ним почернел от дыма, а я по щиколотку утопал в кольцах бумажной ленты, покрывшей весь пол. От бедняги было и гаек не собрать. Надо было совершенно спятить, чтобы предложить больше пятидесяти баксов за металлолом, оставшийся от ЭПИКАКа.