Полное собрание рассказов

— Да это настоящий перл, — говорили мои друзья. — Неужели все сохранилось в таком вот виде?

— Минарет рухнул, и все заросло плющом и сорняками.

— Редко кому выпадает такой шанс. Джон должен купить.

— А как забавно будет обставлять этот дом! Знаю, где раздобыть для него стулья.

В первый раз я оказался в доме на Виктория-сквер после отъезда Джулии.

И тогда Люси сказала;

— Ума не приложу, зачем Джону нужен такой дом.

II

Друзей у Люси было совсем не много — фактически к тому времени, когда я вошел в их число, всего двое: некий господин по имени Питер Бейверсток, проживавший в Малайе, которого я никогда не видел, и некая мисс Мюриель Мейкельджон, которую я видел слишком часто. Питер Бейверсток захотел жениться на Люси, когда той было всего семь, и делал ей предложение всякий раз, когда приезжал в отпуск, то есть через каждые восемнадцать месяцев — ровно до тех пор, пока она не вышла за Роджера. Он же прислал ей весьма оригинальный свадебный подарок — огромную фигуру из резного дерева, слоновой кости и с позолотой. Подарок вызвал множество дебатов на тему: что это такое и как им можно пользоваться; позже мистер Бейверсток прислал письмом объяснение, но я забыл, в чем оно заключалось. Кажется, то был дар, который по местным обычаям мужчины благородного происхождения преподносили своим внучкам, когда те разрешались от бремени мальчиками-близнецами; каким-то образом фигура была связана с близнецами и дедушками и считалась в тех краях, откуда прибыла, невиданно ценным и редким знаковым подарком. Каждые две недели Люси писала Бейверстоку пространные письма. Я часто видел ее за этим занятием: она сидела за письменным столом, спина прямая, голова опущена, рука равномерно движется по странице; помню, читал в каких-то мемуарах, что в точно такой же позе видели в освещенном окне сэра Вальтера Скотта за сочинением своих романов. Обычно она выбирала для этих писем на Восток очень тонкую разлинованную бумагу.

— Вот, описываю Питеру ваш дом, — как-то сказала она.

— Неужели ему это интересно?

— О, он интересуется буквально всем. Ведь он так далеко.

Странная причина, подумал я.

Мисс Мейкельджон была бледной сдержанной девицей, которая подружилась с Люси еще в Вене, в частном пансионе некой дамы благородных кровей, куда их послали обучаться пению. Обе они были влюблены в ведущего тенора и однажды пробрались в его гримерную в оперном театре, надев плащи и притворившись репортерами, которых послали взять у него интервью. На туалетном столике у Люси все еще стояла фотография этого тенора в театральном костюме, хотя увлечение пением она оставила наряду со многими другими амбициями. А вот мисс Мейкельджон все еще пела — брала уроки раз в неделю. После занятий она обычно отправлялась с Люси на ленч, ей же принадлежал весь остаток дня, и она выбирала, куда пойти — по магазинам или в кино, — но чаще предпочитала всему этому «задушевную беседу». Вот почему вторники назывались «днями Мюриель», и никто не мог нарушить эту традицию.

— Она специально приезжает для этого в Лондон. Родители разведены и ужасно бедны, — говорила Люси словно в оправдание.

В кинозале они занимали самые дешевые места, потому что мисс Мейкельджон всякий раз настаивала, что платит за себя сама. Люси считала это свидетельством независимости характера мисс Мейкельджон, хотя часто возвращалась после (их совместных) [90]развлечений с головной болью — оттого что сидела слишком близко к экрану.

Эта дружба казалась странной во многих отношениях, в особенности потому, что мисс Мейкельджон обожала доверительные и сердечные беседы с глазу на глаз — у поколения моего отца это грубо называли «раздеванием до волос на причинном месте»; поведение, совершенно несвойственное Люси, которая в дружбе проявляла застенчивость заранее раздетой донага дикарки.