Шелк цвета шоколада окутывал ее от ключиц до плеч и свисал, скрывая все тело, едва не до самых лодыжек, отчего черные атласные туфли на низких каблуках выглядели просто-таки гигантскими. Волосы она подвязала лентой из шотландки, талию перепоясала широким поясом из лакированной кожи, а носовой платочек искусно закрепила на кисти ремешком от часов. Наверное, с минуту чернильные, похожие на обезьяньи, глазки ошеломленно разглядывали ее, потом мальтийские рыцари с томлением, порожденным веками унаследованного разочарования, один за другим вставали со своих мест и, раздавая направо-налево кивки кланяющимся лакеям, неспешно следовали к вращающимся дверям, к площади, на которой нечем было дышать, к давно поделенным дворцам, где их ожидали жены.
— Пойдемте, дама и господа, — воскликнул доктор Артуро Фе. — Машины уже здесь. Нас с нетерпением ждут в отеле «Город».
Ничто: ни брюшко, ни второй подбородок, ни тяжеловесное достоинство казенного дома или городского учреждения, ни единый намек на помпезность или богатство — не выдавали в этом человеке лорд-мэра Белласиты. Был он молод, худощав и явно чувствовал себя не в своей тарелке; революционные подвиги оставили на нем множество шрамов, один глаз был закрыт повязкой, при ходьбе мэр опирался на костыль.
— Его превосходительство, увы, не говорит по-английски, — предупредил доктор Фе, представляя Скотт-Кинга и Уайтмейда.
Они обменялись рукопожатиями. Лорд-мэр насупился и пробормотал что-то на ухо Артуро Фе.
— Его превосходительство говорит, что ему доставляет огромное удовольствие приветствовать таких знаменитых гостей. Он говорит, что, как выражается наш народ, его дом — ваш дом.
Англичане отошли в сторону и разделились: Уайтмейд заприметил в дальнем конце увешанного гобеленами зала накрытый для фуршета стол, а Скотт-Кинг застенчиво стоял в одиночестве, пока лакей не подал ему бокал сладкого шипучего вина, а доктор Фе не подвел собеседника.
— Позвольте представить вам инженера Гарсию. Он пылко влюблен в Англию.
— Инженер Гарсия, — произнес подошедший.
— Скотт-Кинг, — произнес Скотт-Кинг.
— Я несколько лет работал на фирму «Грин, Горридж энд Райт лимитед» в Солфорде. Не сомневаюсь, вам они хорошо известны.
— Боюсь, что нет.
— Это очень известная фирма, по-моему. Вы часто ездите в Солфорд?
— Боюсь, что я там никогда не был.
— Это очень известный город. А из какого, скажите, пожалуйста, вы города?
— Из Гранчестера, я полагаю.
— Я такой не знаю — Гранчестер. Этот город побольше Солфорда?
— Нет, гораздо меньше.
— A-а! В Солфорде много промышленности.
— И мне так кажется.
— Как вы находите нейтралийское шампанское?
— Отличное.
— Оно сладкое, да? Это из-за нашего нейтралийского солнца. Вам оно больше нравится, чем французское шампанское?
— Как вам сказать… Оно совсем другое, разве не так?
— Вы, как я понимаю, знаток. У Франции нет солнца. Вы знакомы с герцогом Вестминстером?
— Нет.
— Я его раз видел в Биаррице. Прекрасный человек. С огромными владениями.
— В самом деле?
— В самом деле. Лондон — его владение. У вас есть владение?
— Нет.
— Моя мать владела кое-чем, но все утрачено.
Шум в зале стоял невообразимый. Скотт-Кинг обнаружил, что сделался центром круга тех, кто говорил по-английски. Незнакомые лица, новые голоса обступали его со всех сторон. Его бокал все время пополнялся, а однажды переполнился, пенистый напиток ударил через край и залил ему обшлаг сорочки. Доктор Фе подходил, уходил и подходил снова, бодро восклицая:
— Как вы быстро заводите друзей! — Он обо всем позаботился, и о том, чтобы принесли еще вина. — Это особенная бутылка, специально для вас, профессор, — шепнул он, — и наполнил бокал Скотт-Кинга все той же сахаристой пеной.
Шум сделался нестерпимым. Стены в гобеленах, расписанные потолки, люстры, позолоченные архитравы пошли в пляс и закружились перед глазами англичанина.
Скотт-Кинг осознал, что инженер Гарсия старается увлечь его в более укромное местечко.
— Что вы думаете о нашей стране, профессор?
— Очень приятная страна, уверяю вас.
— Не такой вы ожидали ее увидеть, да? Ваши газеты не пишут, что она приятная. И как это только позволяется — порочить нашу страну? Ваши газеты пишут много лжи про нас.
— Вы же знаете: они лгут обо всех и каждом.
— Простите?
— Они пишут ложь обо всех, — прокричал Скотт-Кинг.
— Да, ложь. Вы сами видите, что у нас совершенно тихо.
— Совершенно тихо.
— Как, простите?
— Тихо, — заорал Скотт-Кинг.
— Вы находите, что у нас слишком тихо? Скоро станет веселее. Вы писатель?
— Нет, всего лишь бедный ученый.