Полное собрание рассказов

— Я сжег их, — ответил Корадубян. — Оставил только список по-настоящему опасных параноиков, о которых знаю только я, — склонных к насилию безумцев, скрывающихся, если можно так выразиться, в городских джунглях. Прачка, телефонный мастер, помощник флориста, лифтер, и так далее, и тому подобное. — Он подмигнул. — Сто двадцать три имени в моем волшебном списке — все эти люди слышат голоса, думают, что их хотят убить, а когда они сильно испуганы, то готовы убивать сами.

Корадубян откинулся на спинку стула и просиял.

— Вижу, до вас начинает доходить, — сказал он. — Меня посадили, а я, когда вышел, купил фотоаппарат. Тот самый, которым вас сфотографировали. Мы с женой сделали снимки окружного прокурора, президента медицинской ассоциации графства, редактора газеты, которая требовала моего осуждения. Потом жена сфотографировала судью, присяжных, прокурора и всех свидетелей обвинения. Я обошел своих параноиков и извинился перед ними. Я сказал, что ошибался, когда убеждал их, будто никакого заговора против них нет. И сообщил, что раскрыл чудовищный заговор и сфотографировал заговорщиков. Я сказал, что они должны внимательно изучить фотографии, всегда быть начеку и иметь при себе оружие. И пообещал, что время от времени буду присылать им еще снимки.

Меня едва не затошнило от ужаса, когда я представил себе, что город кишит невинного вида параноиками, готовыми в любую секунду убить и скрыться.

— Эта… эта моя фотография… — упавшим голосом пробормотал я.

— Будет храниться в безопасном месте, — довольно закончил Корадубян, — при условии, что вы сохраните нашу беседу в тайне, а еще если вы дадите мне денег.

— Сколько? — спросил я.

— Я возьму все, что у вас есть при себе, — сказал Корадубян.

У меня при себе было двенадцать долларов. Я отдал их ему и спросил:

— Теперь я могу получить свою фотографию?

— Нет, — ответил он. — Мне очень жаль, но, боюсь, фотография останется у нас на неопределенный срок. Надо, знаете ли, на что-то жить.

Корадубян вздохнул и убрал деньги в бумажник.

— Постыдные, позорные времена, — пробормотал он. — Теперь и не скажешь, что я был когда-то уважаемым профессионалом…

Между вредом и времянкой

I

Молодой художник, две недели назад потерявший жену в автокатастрофе, стоял в распахнутых дверях своей студии. Казалось, он вот-вот бросится в драку: так широко он расставил ноги и гневно скривил губы, словно не видел перед собой мирного пейзажа. Зеленый склон, пестрый от кленовых листьев, спускался к пруду, что плескал водой через край каменистой дамбы, которую художник возвел минувшей весной. На деревянном причале, вдающемся в пруд, рыбачил сгорбленный старик-фермер с ясными глазами, снова и снова закидывая в воду красно-белую блесну.

Художник, Дэвид Гарнден, держал в руках тонкий словарик и в увядающих лучах бабьего лета читал и перечитывал определение слова, стоявшего между вредом и времянкой: «Одна из форм существования бесконечно развивающейся материи — последовательная смена ее явлений и состояний».

Дэвид нетерпеливо покрутил книгу в длинных пальцах. Время. Он читал про время. Он жаждал постигнуть время, бросить ему вызов, покорить: чтобы отправиться… нет, не в будущее, а в прошлое — к своей любимой жене Дженет, в те секунды, которые давно утекли.

Вновь засвистела катушка спиннинга. Дэвид поднял голову, глядя, как яркая блесна вспарывает воду, тонет, а потом рывком взмывает обратно к пирсу. Теперь она болталась в воздухе, в дюйме от конца удочки. По поверхности пруда бежали последние круги. Вот еще одно мгновение минуло в прошлое. Ушло, кончилось, осталось позади. Время…

Дэвид прищурил глаза. Он знал, что его маниакальная страсть вызвана недавней трагедией. И все же в нем крепло убеждение, что желание вернуться назад, в счастливые дни, вполне разумно. Один из его приятелей, занимавшийся наукой, после нескольких порций виски как-то сказал, что любое техническое новшество, которое только можно представить, однажды станет реальностью. Есть вероятность, что человек полетит на другую планету. Есть вероятность, что машина когда-нибудь будет умнее человека. Есть вероятность, что Дэвид однажды вернется к жене… Он закрыл глаза. Быть не может такого, что он ее больше не увидит…

Он глядел, как фермер бросает блесну. Причал вздрогнул.

— Осторожнее там на краю! — крикнул Дэвид.

Две опоры, затянутые тиной, прогнили; он давно собирался их починить. Старик даже не повернул головы. Впрочем, Дэвиду было плевать, слышит ли тот; черт с ним, как-нибудь устоит. Он опять задумался о своем.