Полное собрание рассказов в одном томе

И тут разговор о смерти.

Потом – о жизни.

– Вот ведь три сестры, а жить… Чего бы не жить-то?

Опять о смерти.

– А сама виновата, сама… Аборты делала. Бог наказывает. (Это женщина про себя.) И в качестве божьего наказания: 1. Сына нечаянно подстрелили. 2. Второй сын, старший, с женой разошелся.

– Будет ему что за это?

А конец разговора про уток:

– Вот ведь полевские-то, они где угодно парят. А эту посадила – еще не так посадила, близко к печке посадила… Барыня.

– Утки теперь четыре месяца парят. Гуси тоже четыре месяца.

Болтыши (яйца-болтыши).

– Почем же мясо?

– Принимают по 2, а продают – по 2.20.

– Ну, к нам ходите.

Камни

Появился на робкой окраинке плотный, щербатый парнишка. Окраинку вечно били другие края, более сильные. Этот, щербатый, с выдвинутой челюстью придумал план, как избить других, что били постоянно эту слабую окраинку. Продумал, осуществил. (При помощи камней.) Камни только свистели на всем пути отступающего неприятеля. Парнишка только покрикивал: «Камни!» (Сюжет приснился.)

Парнишка жестокий и талантливый. Куда потом двинет в жизни? Кто будет?

(Вошел мотивом в рассказ «Наказ». – Ред.)

Плохая весна

Стояла весна. То – тепло, то – сорвется ветер, упругий, сырой, плотный – дует и дует, без устали. Ставни грохочут. Дождь хоть мелкий летит и вдавливается ветром в малые щели в окнах, на подоконниках мокро. Ворота раскрыты, чтоб не свалило. Ох, и плохая же весна. Плохая.

В загранку

Мужик (шофер) собирается в загранку. Важен. Спесив. 30 р. советских денег. Водки не пить. С бабами чужими – ни-ни…

Очень важный (дорогу едут в Монголию строить). На вопросы отвечает с паузами. Все думает, думает…

Оптимист

Калека – парень в больнице. В больнице. Студент-заочник. Оптимист, сил нет. Тошно.

Держи!

Некий таксист, злой и крикун, когда ему мало дают на чай, возвращает эти 20 коп. и начинает стыдить за то, что человек вообще дает на чай.

– Знаете… мы не такие дешевки, как вы думаете!

Мало дали. Дали бы 50 коп. – молчал бы.

Поумнел

Мужик бросил пить на время, пошел по блату устраиваться на работу. Выпили в кабинете у того, кто принял… И этот, что устраивался, начал вдруг лепить правду-матку в глаза. Все испортил. (Назв. «Выпрягся».)

Чекин, привет!

Одного разыграли – Чекина. Подсунули документ, а там весь набор: 10 шагов на восток, 5 на юг, 3 на запад… клад! Копал. Нашел записку: «Чекин, привет!» Обиделся. А эти дни, пока тайно ходил копал, жил славно, волновался. Еще раз утвердился: люди – сволочи.

Достоевский – это не пророк

Человек купил, наконец, дубленку, долгожданную, желаннейшую дубленку… И к вечеру стал вдруг (в дубленке), стал таким умным, сведущим, начитанным, информированным, свободомыслящим, резким… И сказал, сплюнув: «Достоевский – это не пророк».

Клющи

Взял человек ключ у коридорной – сам открыл номер и вошел. Потом вошла коридорная. И началось состязание:

– Как вы могли взять клющи?

– А что?

– Нет, как?

– А что тут такого?

– Как что такого? Это же – клющи!

– Пошли к черту!

– Как?!

– Во-первых, не клющи, а ключи! Во-вторых, идите к черту!

Выселили.

Великие

Историческая драма в 3-х действиях.

Пугачев.

Екатерина.

Радищев.

Допрос Пугачева.

Руки кровавые

Любит наш мужичок ударить в грудь себя – устал, болит все!.. Изработался. (Сергей Бедарев, «Руки кровавые».) Может даже всплакнуть – устал! Семь шурупов в день. И – за трешку – счетчик бабке.

Пиши!

Случилась с человеком некая любопытнейшая история. Он ее умело стал рассказывать. И посыпалось на него со всех сторон – «Пиши!». И уверовал человек, что мог бы, если б захотел, написать преинтереснейшую повесть, например. И стал человек чванлив и гадок.

Слезы

Жил такой странный человек – плакал от благодарности за всякую мелочь, какую ему сделают. «Шизя» – называли его. Он долго сидел в тюрьме.

Ночка

Вот ночка была! Проводил девку, пошел, чтоб сократить путь, – сторож саданул из берданки. Испугал насмерть. Дальше. У низенькой избы собака из-под ворот в ноги кинулась. Только собака-то – потом, а хуже, что я заглянул в оконце – а там баба мертвая лежит – от аборта самодельного умерла. Потом уж, когда пошел, – собака кинулась. Едва дошел до дому.

Мох (бальки)

Как перед войной, когда мы жили в городе, маму пригласили соседи в лес на болотину – за мхом. Оказывается, городские сушили его и стежили на нем одеяла. И продавали те одеяла на базаре деревенским дуракам. Сверху ваты положат, а внутрь – этого мха. То же делали и с бальками камышовыми – подушки делали. Она сперва-то мягкая, а потом сваляется – на ней хоть голову руби.

Завидки

Завидки берут русского человека – меры не знает ни в чем, потому завидует немцу, французу, американцу.

Все было бы хорошо, говорит русский человек, если б я меру знал. Меру не знаю. И зависть та тайная, в мыслях. На словах, вслух, он ругает всех и материт. И анекдоты рассказывает.

Зачем?