Не обращая внимания на его ужасное рубище – в пятнах опечаток, в клочьях. К трактату «Ульмская ночь» примечание скряги-издателя прямо бесстыдное: «Печатается здесь в извлечениях (три диалога из шести) и с некоторыми сокращениями самых высокоумных абзацев. –
Хотя успех, казалось бы, обеспечен. Сюжеты-то какие: «Графиня Ламотт и ожерелье королевы», «Мейерлинг и принц Рудольф», «Сараево и эрцгерцог Франц Фердинанд», «Французская карьера Дантеса». А вот поближе к нашим дням, из XX века: «Мата Хари», «Азеф», «Сталин», «Гитлер», «Король Фейсал и полковник Лоуренс». Любое из этих названий годится для толстенного романа – и как бы ни был скверно написан такой роман, публика не чаяла бы в нем души. И даже чем скверней, тем вкусней.
Но Алданов, на свою беду, писал отлично. Отчетливо и опрятно. Кратко, вот горе-то, писал. Исчерпывая свою тему на протяжении нескольких страничек. Прозрачной последовательностью фактов (из которых многие отыскал сам, и не только в книгах – в рукописях на разных языках). Рассказывая легко. Как если бы действительно сидел в гостиной у камина и зашел разговор о странностях судьбы – чего только не бывает в жизни. Какие только не встречаются характеры.
С улыбкой насмешливого сочувствия. Тоном внука Пиковой дамы. Отчасти во вкусе Анатоля Франса. Проза требует мыслей и мыслей, знаете ли. А также занятных цитат, звонких фраз исторических лиц, беспощадных афоризмов.
На самом-то деле проза, наверное, нуждается и в воображении, но стесняется требовать. То ли что-то еще ей нужно от автора: чтобы он ей, например, доверялся. Забывался бы, что ли.
Условий этого договора никто не знает точно. Алданов сочинял ведь и заправские романы – по-моему, довольно скучные. С другой стороны, его «Святая Елена, маленький остров» – прелесть и прелесть, чистая проза, хотя не выдумано ничего.
А тут пробегают по сцене один за другим безумцы, преследуя каждый свою призрачную цель, на самом же деле – только чтобы поскорей оказаться опять там, где их нет. Всем своим поведением слишком резко напоминая, что прошедшее время – псевдоним небытия. Что и так называемое настоящее – заведомая подделка.
Ну вот – метафоры размножаются, как амебы: делением; сейчас я дойду до того, что обзову Алданова приобретателем мертвых душ, владельцем и режиссером крепостного их театра, – это несправедливо. Он был, как известно, благородный человек, и он был мастер холодного слова. Ему мерещился в истории какой-то оскорбительный подвох, как Тютчеву – в природе: отсутствие загадки.
«„Всюду мрак и сон докучной… Жизни мышья беготня…“ Клемансо, вероятно, доставила бы удовлетворение эта пушкинская строчка (если бы ее страшную звуковую силу можно было бы передать французскими словами). Он сам как-то сказал, что политические деятели напоминают ему людей, которые, вцепившись в веревку блока, изо всех сил тащат вверх – мертвую муху. Такой взгляд не помешал ему посвятить политическому действию почти семьдесят лет жизни».
Короче говоря, советую прочитать; даже – купить; пускай Захаров торжествует.
2008
XIII
Январь
Элиот Уайнбергер. Бумажные тигры: Избранные эссе
Eliot Weinberger. Selected essaysСборник / Пер. с англ. А.Драгомощенко и др. – СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2007.
Ей-богу, эссеисты США пишут не хуже курских помещиков.
Однако страшно далеки от наших здешних предварял. Или, грамотнее сказать, – от зазывал. Или как еще назвать эту роль – когда человек встречает вас на пороге чужой книжки и шепотом кричит: сюда! сюда! полу́чите удовольствие, гонораром клянусь.
В данном случае роль эта доверена г-ну Аркадию Драгомощенко.
Ему же, кстати, принадлежит
Как-то неудобно хвалить чужое имущество, но нельзя и не похвалить. Что идею, что проект. Мне нравятся очень обои.