ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ И ПИСЕМ

Герострат сжег библиотеку для той же цели. Не был ли ради той же популярности барон Галкин в заговоре с злодеем переплетчиком? На этом свете все возможно… В Одессе выдумали машинку для сечения детей, в Варшаве какой-то немец открыл птичье молоко и приготовил из него сыр, - отчего же и москвичам не пуститься в область изобретений, черт возьми?

«27. 21 июля»

На Никольской, в этом центре самоварно-калачного благодушества, завелись свой Капулетти и свой Монтекки, настоящие, вулканические, жаждущие крови и мести… Как это ни странно, ни сверхъестественно, а верить надо, ибо фабула драмы засвидетельствована полицией. От новоиспеченных Капулетти и Монтекки пахнет карболкой, йодоформом и уксусной эссенцией, ибо оба они дрогисты, оба ядовитых дел мастера. Имя первому Феррейн, имя второму Келлер - имена настолько славные в брокаристом и альфонс-раллейном смысле, что обладатели их могут ехать без паспорта, куда угодно: везде их знают. Даже врач Гефтер, рекламирующий везде и всюду свою способность лечить секретные болезни («Врачу» не мешало бы сделать внушение этому «уважаемому товарищу»), не популярен так среди приемщиков газетных объявлений, как эти дрогисты. Оба они враждуют. Феррейн жаждет крови Келлера, Келлер же задохнулся бы от счастья, если бы ему удалось посадить за шею Феррейна хорошего скорпиона. Вражда эта застарелая, непримиримая и в то же время пикантная. Пикантность ее заключается в том, что магазины обоих врагов расположены в самом дружеском vis-a-vis, словно в магазинах не фармацевты торгуют, а Ромео и Джульетта живут. О причинах этой вражды толкуют разно. Одни говорят, что тут замешана какая-то женщина с чудными голубыми глазами и волнующейся грудью… Феррейн и Келлер любили эту женщину, но взаимностью пользовался один только Феррейн. Влюбленный Келлер, говорят, обезумев от любви, отравил ее, дав ей выпить полфунта синильной кислоты. Другие утверждают, что тайну этой кровавой вражды нужно искать в миллионах, которые предки Феррейна похитили у предков Келлера. Третьи же объясняют вражду просто торговой конкуренцией: Феррейну выгодно, чтоб Келлер в трубу вылетел, а Келлеру невыгодно, если Феррейн благоденствует, - вот и все. Суть в копеечках и пятачках, получаемых в ручной продаже за александрийский лист и касторку. Война ведется систематически, по заранее обдуманным планам. День и ночь враги стоят на коленях и молятся: «Imple me, Deus, odio haereticorum!»* Сидельцы их стоят у окон и показывают врагам кукиши. По утрам, когда покупателей бывает мало, происходит стрельба из спринцовок и клистирных трубок. Но все это не так больно. Устраивается иногда кое-что и побольней. Так, не очень давно магазин Келлера был закрыт администрацией за то, что Келлер отпускает из своего магазина лекарства по рецептам врачей, что аптекарским магазинам не дозволяется. В этом закрытии невидимо священнодействовала десница Феррейна, бравшего носом до. Но скоро вина Келлера оказалась пуфом, и правда восторжествовала. За сим следует месть Келлера. На объявление Феррейна о виши нового разлива Келлер заявил, что новые воды еще не получены, и таким образом обвинил своего врага в надувательстве публики и шарлатанстве. Какой-то врач списался с Францией, и результатом всего этого получилась газетная галиматья, поднятая с легкой руки нашего мудрейшего Лукина (зри «Новости»). Феррейн потерял бы реноме честного немца, если бы обвинение, взведенное на него ворогом, не оказалось пуфом. Он напечатал опровержение, и правда опять восторжествовала… Но не думайте, чтобы Келлер ударился в бегство. О, это храбрый дрогист! Чтобы допечь своему врагу, он пустил свои товары по баснословно дешевой цене (хинин 2 р. 40 к. за унц!) и даже объявил, что все желающие могут получать у него бесплатно касторку и рвотное. Он разослал земским врачам соблазнительные письма об этой дешевизне и теперь убежден, что Феррейн по меньшей мере зачахнет. Чем кончится эта борьба - неизвестно, но чем дольше будет она длиться, тем приятнее. Смертоубийства дрогисты не совершат, но авоеь лекарства станут подешевле!

____________________

* «Наполни меня, боже, ненавистью к еретикам!» (лат.)

***