Судьбы Грибоедовской премии, как и все, выходящее из-под станка нашего Общества драматических писателей, поразительны своею странностью. Известно, что эта злополучная премия была учреждена с целью поощрения молодых, начинающих драматургов, а между тем до сих пор она была выдана только двум лицам: председателю общества г-ну Островскому и г-ну Чаеву, лицам не молодым, не начинающим и столько же нуждающимся в поощрении, сколько мед в подсахаривании. Поощрять нужно прапорщиков и поручиков, но не таких генералов от драмы, как А. Н. Островский. К чему поощрять генерала, если он и без того уж генерал? Кстати сказать, генерал получил 400 р. премии за «Без вины виноватых», которые успеха не имели. Г. Чаев получил такие же деньги за своего «Шуйского», который провалился с парадом и колокольным трезвоном. И выходит, значит, что до сих пор Грибоедовская премия приносила один только вред: поощряла немолодых драматургов писать плохие пьесы - совершенно обратное тому, что имели в виду учредители премии. Общество, благодушно заседающее в училище живописи, до-видимому, совсем не замечает этого хабур-чабура. Оно по-прежнему изображает из себя благотворительный комитет: на счет пишущей братии откармливает своих секретарей и писарей. Из каждого несчастного авторского рубля по-прежнему 80% идет на канцелярию, 15% на прорытие канала от земли до луны, 3% на герцеговинцев и только 2% в пользу автора… Оно по-прежнему поражает мир своими решениями. Так, недавно решили, чтобы премия выдавалась пьесам, содержащим в себе никак не менее трех актов. Удивительно… Ну, а если 2-х актная пьеса поручика окажется в тысячу раз лучше и талантливее 18-актной трагедии какого-нибудь действительного статского? Чтобы еще более затормозить молодым путь к получению премий, порешили также, чтобы премированная пьеса игралась в столицах, но отнюдь не в провинции… Удивительно!
«Роше де Канкаль» с его семейными кабинетами-будуарами, излюбленный Бахусом и Венерой, воспетый автором «Чада жизни», приказал долго жить. Купеческое общество нашло неприличным продолжать отдавать в аренду целых два этажа принадлежащего ему дома под заведение, служившее «ночным сборищем разгульной толпы жуиров и легкомысленных женщин». Легкомыслие женское следовало бы оставить в покое… Я знаю многих почтенных и солидных барынь, которые не раз находили «сурротат любви», как говорит Байрон, в стенах «Роше»… Знаю многих генералов, писателей, дипломатов, композиторов… Закрытие произвело самое тяжелое впечатление. Где же будут теперь находить себе приют аркадские принцы и московские Пенелопы?
У Левенсона печаталась книжонка «Козырные валеты». Содержание ее шантажно-рокамбольное: шулер на шулере едет, шулером погоняет… Фигурируют в ней Ястребов, Пшеничникова, Коралов, Рисанова - всё московские знакомые. Говорят, что если вместо ястреба взять другую птицу, а вместо пшеницы другой злак, то станет очевидным, кого имел в виду обессмертить автор-аноним. Роман написан плохо, портреты намазаны, но тем не менее не трудно разобрать знакомые черты известных московских архишулеров и бальзаковских барынь. Но что пикантнее всего, книжонки распроданы быстрее быстрого. Приехал какой-то господин и купил оптом все напечатанные 2400 экземпляров, и таким образом содержание книги остается для любопытной, любящей сплетни московской публики тайной.
«48. 15 июня»