Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 3

...утром мы внесли проценты за часы. Часы были заложены в ломбард. Н. М. вспоминала: «Мать подарила мне эмалевые часики. Они считались хронометром, и в ломбарде за них давали порядочную сумму» (30, с. 417). Часы (а также кольца и цепочка Н. М.) побывали в ломбарде несколько раз, см. письма 82, 88, 98.

«Красная» дает мне завтра 60 р. — гонорар за стихи «Вы, с квадратными окошками...» и басни «Тетушка и Мирабо», «Извозчик и Дант», напечатанные в вечерних выпусках «Красной газеты» 16, 19 и 26 октября 1925 г.

Горлин в среду 21-го — экстренных за стихи 50. Речь идет о стихах для книги Тулли «Автобиография бродяги», см. предшествующее примеч.

Вопрос с «Прибоем» почти решен: ищу Эдг<ара> По в пер<еводе> Бальмонта, чтоб показать им. Замысел о переводе Э. По в «Прибое» не был реализован.

...я смогу выехать на той неделе, не дожидая вторника. См. предшествующее примеч.

«1002 ночь» — роман шведского писателя Ф. Геллера «Тысяча вторая ночь», над переводом которого М. тогда работал (вышел из печати в 1926 г.). В день письма истекал срок представления рукописи в изд-во.

Мариэтта — М. С. Шагинян (см. примеч. 154).

Фогель — врач, лечивший Н. М. в Ленинграде.

56. Н. Я. Мандельштам

ВРСХД. 1977. № 120, с. 236. Почтовая карточка (АМ). Адрес: Крым, Ялта. До востребования. Штемпели: Ленинград 17.X.1925 (три); Ялта 20.X.1925.

Саша — см. примеч. 54.

...просят сделать 4 листа Рабле. Перевод Рабле Мандельштамом выполнен не был.

...диктую последние страницы «коврика». Речь идет о несохранившейся прозе Мандельштама. Н. М. писала: «От второй попытки писать прозу тоже не осталось никаких следов. Эта попытка связана с милым и очень мирным приключением. Однажды, шатаясь по Смоленскому рынку — мы всегда любили базары, центр живой и подлинной городской жизни, — мы разговорились с восточными людьми, торговавшими коврами <...> мы увидели в облупленной и грязной горнице нечто чудесное и невообразимое: огромный фигурный ковер с изображением охоты. Центральная фигура — мальчик с луком, а вокруг всадники, крошечные, и всякое зверье — собаки, лисицы, птицы... Это было сокровище невообразимой ценности, но ввиду переоценки всех ценностей такие вещи стоили тогда сравнительные гроши. <...> Мы ушли, дав свой адрес, и восточные люди повадились ходить к нам на Тверской бульвар... Они принесли однажды ковер, и он наполнил нашу жалкую комнату восхитительным сиянием. <...> Ковер прожил у нас несколько дней. Мандельштам убеждал меня, что в нашем быту нет места для огромного музейного ковра, и я, поплакав, согласилась, чтобы чернявые унесли его в свою трущобу. Ковер исчез из нашей жизни, а Мандельштам, тоскуя, начал что-то царапать на бумаге. Это был рассказ о ковре в московской трущобе» (30, с. 158–159).

57. Н. Я. Мандельштам СС 2. Т. 3. Автограф (АМ).

...новорожденный дружок. Н. Я. Мандельштам родилась 18 (30) октября 1899 г.

58. Е. Э. Мандельштаму

Переписка семьи. Автограф (АЕМ). Датируется по сведениям о дне приезда М. в Ялту в цитированном ниже письме Н. М. — в «пятницу», т. е., по-видимому, 6 ноября.

Шура — брат М., см. примеч. 7.

Надя тебе про себя написала. В недатированном письме (ноябрь 1925 г.) Н. М. писала: «В пятницу сюда приехал Ося. Он поразил меня худобой. Таким он не был с 19-го года. Последний припадок у него был в Москве. Шура водил его к доктору. Диагноз тот же — невроз. Во всяком случае, это очень неприятно. Здесь Ося очень успокоился, и ему стало легче. Он не курит, мало ходит и, я надеюсь, поправится.

Что касается до меня, то ведь быстро ничего не делается, тем более, что до Осиного приезда я нервничала и беспокоилась за него. Сейчас же спокойно, хорошо себя чувствую и даже начала прибавлять в весе. Температуры сейчас нет, последнее повышенье было на прошлой неделе. Вообще прошлая неделя прошла неважно (до 37,7), а главное, сильные боли и истории с желудком. Сейчас мне лучше.

Евгений Эмильевич! Я вас очень прошу подать декларацию и заявление фининспектору, а главное, уладить там все дела. Я думаю, что не мешает медицинское удостоверенье, что Ося болен и находится на полном отдыхе. Не забывайте, Евгений Эмильевич, что главным образом от ваших хлопот у фин<инспектора> зависит Осин покой, а ведь вы помните, в каком состояньи он уезжал, и понимаете, как много для него значит спокойная жизнь на юге. Если ему придется ехать в Питер или его будут волновать неулаженные дела, когда он еле оправился, — я просто за него не ручаюсь. Думаю, что без меня его вообще никуда отпускать нельзя. Я очень, очень надеюсь на вас. Целую Татиньку» (Переписка семьи, с. 63).