Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 6.

1 Ср. колоритное описание, относящееся к XVIII-началу XIX в.: «Оконечность Самарской Луки, с. Рождествено и окрестные с ним деревни именно основаны беглецами из крестьян монастырских и помещичьих, а отчасти из служилых городовых людей разных мест. Преследуемые прежними владельцами, они или убегали за Волгу, на Яик, или укрывались временно, пока минует гроза, в лесах. С другой стороны ‹некоторые› из поселенцев, которые могли и желали остаться на месте, прибегали к разным уловкам, чтобы уклониться от исполнения тех или других земских повинностей, большею частию записывались в одни дворы с другими семействами, под именем соседов, подсоседников, захребетников. Память об этом сохранилась и доселе в народе; говорят, что было время когда „в одни ворота ездили по десяти дворов”» (Сборник исторических и статистических материалов Симбирской губернии: Приложение к Памятной книжке на 1868 год / Изд. Симбирским губернским статистическим комитетом. Симбирск, 1868. С. 8).

2 О старообрядчестве Гончаровых и о присутствии вследствие этого эсхатологического начала в психоклимате семьи пишет Ю. М. Алексеева (см.: Гончаровский летописец. Ульяновск, 1996. Вып. 1. С. 374). Это несколько усложняет представление о «людях „Летописца”», о «незлобивой усмешке» Гончарова над «тяжеловесным укладом» которых писал Ю. М. Лощиц ( Лощиц. С. 95). А. Н. Гончаров говорил впоследствии о «византийской» обстановке, царившей в симбирском доме (см.: Ляцкий 1920. С. 69). Ср. упоминавшееся выше его письмо к М. М. Стасюлевичу от 26 октября – 4 ноября 1891 г., в котором он рассказывает о няне Аннушке, жившей в семье: когда Владимир Кирмалов, один из племянников Гончарова, пугавший окружающих нигилистическими выходками, обещал «выбросить „пенатов” ее (иконы. – Ред.) за окно», то «хитрая старушка вставала очень рано, молилась угодникам и на целые сутки запирала их в свой тяжелый, железом окованный, сундук. Кирмалов уверял меня, что его нянюшка ему очень напоминает придворных монахинь времен Византии» (ИРЛИ, ф. 293, оп. 1, № 453, л. 12).

Сноски к стр. 167

1 «Необходимо полностью выпасть из времени и российского пространства, чтобы в 30-е годы XIX в. успокоиться, прочитав фамилию „Радищев”» (Криволапов В. Н. «Типы» и «Идеалы» Ивана Гончарова. Курск, 2000. С. 81). Следует, вероятно, обратить внимание на интересное сближение. Летом 1849 г. Гончаров, будучи в Симбирске, мог посещать Л. В. и А. В. Киндяковых (А. В. Киндякова, как полагают некоторые исследователи, послужила одним из прототипов бабушки в задуманном тем летом «Обрыве»). Факт этот не отмечен в «Летописи жизни и творчества И. А. Гончарова» А. Д. Алексеева, вероятно потому, что, впервые упомянутый в «Воспоминаниях» Г. Н. Потанина, он, подобно «Воспоминаниям» в целом, является весьма спорным и, по видимости, опровергается приведенными М. Ф. Суперанским воспоминаниями симбирских родственников Гончарова о том, что писатель никогда на даче в Киндяковке не жил (см.: ВЕ. 1908. № 11. С. 22), хотя, вообще говоря, Гончаров мог бывать в Киндяковке и не живя там на даче. К тому же знакомство Гончарова с Киндяковыми могло состояться в более раннее время: А. О. Киндякова была крестной матерью сестры будущей жены Н. А. Гончарова, который женился в 1842 г. (см.: Алексеева Ю. М. Был ли Андрей Карлом? С. 5). М. Ф. Суперанский приводит свидетельство Е. А. Гончаровой (жены А. Н. Гончарова) о том, что, «будучи в Симбирске, Иван Александрович часто бывал в семействе Рудольф, где были две сестры жены его брата – девицы» ВЕ. 1908. ( № 12. С. 420). Фамилия «Радищев» возникает в этом сюжете в связи с тем, что тетка Л. В. Киндякова М. И. Аргамакова одновременно приходилась двоюродной теткой А. Н. Радищеву (см.: Блохинцев А. Приверженцы вольности // Памятники Отечества. 1998. № 5-6(41). С. 96).

Сноски к стр. 168

1 Указание на количество поколений есть в первоначальной редакции части первой романа: «Этот рыцарь был двумя или тремя поколениями моложе («русских Калебов». – Ред.)…» (наст. изд., т. 5, с. 122). Можно дополнить это наблюдение тем, что подьячие, рассказы которых слушал Тарантьев, названы «рыцарями Фемиды семидесятых годов» (там же, с. 50).