уходи... уходи и иди, иди без оглядки. И чем дальше уйдешь, тем лучше. Соленый проходит в глубине сцены с двумя офицерами; увидев Чебутыкина, он поворачивает к нему; офицеры идут дальше. Соленый. Доктор, пора! Уже половина первого. (Здоровается с Андреем.) Чебутыкин. Сейчас. Надоели вы мне все. (Андрею.) Если кто спросит меня, Андрюша, то скажешь, я сейчас... (Вздыхает.) Охо-хо-хо! Соленый. Он ахнуть не успел, как на него медведь насел. (Идет с ним.) Что вы кряхтите, старик? Чебутыкин. Ну! Соленый. Как здоровье? Чебутыкин (сердито). Как масло коровье. Соленый. Старик волнуется напрасно. Я позволю себе немного, я только подстрелю его, как вальдшнепа. (Вынимает духи и брызгает на руки.) Вот вылил сегодня целый флакон, а они всё пахнут. Они у меня пахнут трупом. Пауза. Так-с... Помните стихи? А он, мятежный, ищет бури, как будто в бурях есть покой... Чебутыкин. Да. Он ахнуть не успел, как на него медведь насел. (Уходит с Соленым.) Слышны крики: "Гоп! Ау!" Андрей и Ферапонт входят. Ферапонт. Бумаги подписать... Андрей (нервно). Отстань от меня! Отстань! Умоляю! (Уходит с колясочкой.) Ферапонт. На то ведь и бумаги, чтоб их подписывать. (Уходит в глубину сцены.) Входят Ирина и Тузенбах в соломенной шляпе, Кулыгин проходит через сцену, крича: "Ау, Маша, ау!" Тузенбах. Это, кажется, единственный человек в городе, который рад, что уходят военные.
{13180}
Ирина. Это понятно. Пауза. Наш город опустеет теперь. Тузенбах. Милая, я сейчас приду. Ирина. Куда ты? Тузенбах. Мне нужно в город, затем... проводить товарищей. Ирина. Неправда... Николай, отчего ты такой рассеянный сегодня? Пауза. Что вчера произошло около театра? Тузенбах (нетерпеливое движение). Через час я вернусь и опять буду с тобой. (Целует ей руки.) Ненаглядная моя... (Всматривается ей в лицо.) Уже пять лет прошло, как я люблю тебя, и все не могу привыкнуть, и ты кажешься мне все прекраснее. Какие прелестные, чудные волосы! Какие глаза! Я увезу тебя завтра, мы будем работать, будем богаты, мечты мои оживут. Ты будешь счастлива. Только вот одно, только одно: ты меня не любишь! Ирина. Это не в моей власти! Я буду твоей женой, и верной, и покорной, но любви нет, что же делать! (Плачет.) Я не любила ни разу в жизни. О, я так мечтала о любви, мечтаю уже давно, дни и ночи, но душа моя, как дорогой рояль, который заперт и ключ потерян. Пауза. У тебя беспокойный взгляд. Тузенбах. Я не спал всю ночь. В моей жизни нет ничего такого страшного, что могло бы испугать меня, и только этот потерянный ключ терзает мою душу, не дает мне спать. Скажи мне что-нибудь. Пауза. Скажи мне что-нибудь... Ирина. Что? Что? Кругом все так таинственно, старые деревья стоят, молчат... (Кладет голову ему на грудь.) Тузенбах. Скажи мне что-нибудь. Ирина. Что? Что сказать? Что?
{13181}
Тузенбах. Что-нибудь. Ирина. Полно! Полно! Пауза. Тузенбах. Какие пустяки, какие глупые мелочи иногда приобретают в жизни значение, вдруг ни с того ни с сего. По-прежнему смеешься над ними, считаешь пустяками, и все же идешь и чувствуешь, что у тебя нет сил остановиться. О, не будем говорить об этом! Мне весело. Я точно первый раз в жизни вижу эти ели, клены, березы, и все смотрит на меня с любопытством и ждет. Какие красивые деревья и, в сущности, какая должна быть около них красивая жизнь! Крик: "Ау! Гоп-гоп!" Надо идти, уже пора... Вот дерево засохло, но все же оно вместе с другими качается от ветра. Так, мне кажется, если я и умру, то все же буду участвовать в жизни так или иначе. Прощай, моя милая... (Целует руки.) Твои бумаги, что ты мне дала, лежат у меня на столе, под календарем. Ирина. И я с тобой пойду. Тузенбах (тревожно). Нет, нет! (Быстро идет, на аллее останавливается.) Ирина! Ирина. Что? Тузенбах (не зная, что сказать). Я не пил сегодня кофе. Скажешь, чтобы мне сварили... (Быстро уходит.) Ирина стоит задумавшись, потом уходит в глубину сцены и садится на качели. Входит Андрей с колясочкой, показывается Ферапонт. Ферапонт. Андрей Сергеич, бумаги-то ведь не мои, а казенные. Не я их выдумал. Андрей. О, где оно, куда ушло мое прошлое, когда я был молод, весел, умен, когда я мечтал и мыслил изящно, когда настоящее и будущее мое озарялись надеждой? Отчего мы, едва начавши жить, становимся скучны, серы, неинтересны, ленивы, равнодушны, бесполезны, несчастны... Город наш существует уже двести лет, в нем сто тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других, ни одного подвижника ни в прошлом, ни в настоящем, ни одного ученого, ни одного
{13182}