пеленой. Еще минута и - она плачет. Алексей Борисыч страстно хочет приласкать ошалевшую старуху и сам бы не прочь расхныкаться, но мешает гордость: нужно характер выдержать. - Всё это хорошо и великолепно, - ворчит он, - только ему следовало бы сначала с нами поговорить... Да... Сначала он должен был бы, по-настоящему, у нас Лидочкиной руки попросить... Может быть, мы и не согласились бы! Старуха машет обеими руками, громко всхлипывает и уходит к себе в комнату. "Это серьезный шаг... - думает Алексей Борисыч. - Нельзя решать этак зря... нужно серьезно, всесторонне... Пойду, расспрошу ее, как и что, поговорю и решу. Так нельзя!" Старик запахивает полы халата и семенит к Лидочкиной двери. - Лидочка! - говорит он, нерешительно берясь за дверную ручку. - Ты... тово? Больна, что ли? Ответа нет. Алексей Борисыч вздыхает, для чего-то пожимает плечами и отходит от двери. "Так нельзя! - думает он, шаркая туфлями по коридорам. - Надо всесторонне... подумать, потолковать, обсудить... Брак есть такое таинство, к которому нельзя относиться легкомысленно... Пойти со старухой поговорить..." Старик семенит в комнату жены. Марфа Афанасьевна стоит перед раскрытым сундуком и дрожащими руками перебирает белье. - Сорочек совсем нет... - бормочет она. - Хорошие родители, которые путевые, дают в приданое даже детское белье, а у нас ни платков, ни полотенец... Можно подумать, что она нам не родная дочь, а сирота... - Надо о серьезном поговорить, а ты о тряпках... Даже глядеть совестно... Тут жизненный вопрос решается, а она стоит, как купчиха, перед сундуком и тряпки считает... Так нельзя! - А как нужно? - Нужно подумать, обсудить всесторонне... потолковать... Старики слышат, как Лидочка отпирает свою дверь, посылает с горничной письмо к Федору Петровичу и опять запирается...
{05208}
- Решительный ответ ему посылает... - шепчет Алексей Борисыч. - Экие глупые, прости господи! Нет того в уме, чтоб со старшими посоветоваться! Ну, да и народ! - А что я вспомнила, Алеша! - всплескивает руками старуха. - Ведь нам придется в городе новую квартиру искать! Ежели Лидочка с нами не будет жить, то на что же нам восемь комнат? - Всё это пустое... чепуха... Теперь нужно о серьезном... До самого ужина старики снуют по комнатам, как тени, и не находят себе места. Марфа Афанасьевна без всякой цели роется в белье, шепчется с кухаркой, то и дело всхлипывает, а Алексей Борисыч ворчит, хочет говорить о серьезном и несет околесицу. К ужину является Лидочка. Лицо ее розово и глаза слегка припухли... - А, наше вам! - говорит старик, не глядя на нее. Садятся есть и первые два блюда съедают молча... На лицах, в движениях, в походке прислуги - во всем сквозит какая-то застенчивая торжественность... - Надо бы, Лидочка, тово... - начинает старик, - серьезно обсудить... всесторонне... Н-да... Наливки выпить, что ли? Глафира, подай-ка сюда наливку! Оно бы шампанского не мешало, да уж коли нет, то бог с ним... Н-да... так нельзя! Подают наливку. Старик пьет рюмку за рюмкой... - Давайте же обсудим... - говорит он. - Дело серьезнее, жизненное... Так нельзя! - Ужас, папочка, как ты любишь много говорить! - вздыхает Лидочка. - Ну, ну... - пугается старик. - Я ведь это только так... пур се лепетан... Не сердись... После ужина мать долго шепчется с дочерью. "И наверное о пустяках говорят, - думает старик, шагая по комнатам. - Не понимают, глупые, как это серьезно... важно... Так нельзя, невозможно!" Наступает ночь... Лидочка лежит у себя в комнате и не спит... Не спится и старикам, которые шепчутся до самого рассвета. - Не дают мухи спать! - ворчит Алексей Борисыч. Но виноваты не мухи, а счастье...
{05209}
ХОРИСТКА