Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах

343. ЧЕХОВЫМ 3 декабря 1887 г. Петербург. 3 декабрь. Милостивые государи и милост(ивые) государыни! Пишу сие в ред(акции) "Осколков" в ожидании Голике, к к(ото)рому иду обедать. Живу у Александра. Грязь, вонь, плач, лганье; одной недели довольно пожить у него, чтобы очуметь и стать грязным, как кухонная тряпка. Зато Питер великолепен. Я чувствую себя на седьмом небе. Улицы, извозчики, провизия - всё это отлично, а умных и порядочных людей столько, хоть выбирай. Каждый день знакомлюсь. Вчера, например, с 10 1/2 часов утра до трех я сидел у Михайловского (критиковавшего меня в "Северном вестнике") в компании Глеба Успенского и Короленко: ели, пили и дружески болтали. Ежедневно видаюсь с Сувориным, Бурениным и проч. Все наперерыв приглашают меня и курят мне фимиам. От пьесы моей все положительно в восторге, хотя и бранят меня за небрежность. Мой единственный оттиск ходит теперь по рукам, и я никак не могу поймать его, чтобы отдать в цензуру. Суворин злится за то, что я свою пьесу отдал Коршу; по его мнению, ни труппа Корша, ни московская публика (?) не могут понять "Иванова". Московские рецензии возбуждают здесь смех. Все ждут, когда я поставлю пьесу в Питере, и уверены в успехе, а мне после Москвы так опротивела моя пьеса, что я никак не заставлю себя думать о ней: лень и противно. Как только вспомню, как коршевские г(...) пакостили "Иванова", как они его коверкали и ломали, так тошно делается и начинаешь жалеть публику, к(ото)рая уходила из театра не солоно хлебавши. Жаль и себя и Давыдова. Суворин возбужден моей пьесой. Замечательно: после коршевской игры ни один человек из публики не понял Иванова, бранили меня и жалели, здесь же все в один голос уверяют, что мой Иванов обрисован достаточно, что нет надобности ни прибавлять, ни убавлять его.

{02160}

Анна Аркадьевна похорошела. Я привезу ее карточку для Ивана: не нужна ли ему супруга? Подходящая. Александр у нововременцев на хорошем счету. Живется ему у них очень недурно. Дети его здоровы, но не говорят ни слова. Вчера я ночевал и обедал у Лейкина. Вот где я наелся, выспался и отдохнул от грязи! В декабрьской книге "Вестника Европы" есть большая статья о моей особе. Я за три дня пополнел. Как я жалею, что не могу всегда жить здесь! Воспоминание о предстоящем возвращении в Москву, кишащую Гавриловыми и Кичеевыми, портит мне кровь. Знакомлюсь с дамами. Получил от некоторых приглашение. Пойду, хотя в каждой фразе их хвалебных речей слышится "психопатия" (о коей писал Буренин). Привезу с собой много книг. Моя пьеса едва ли пойдет еще раз у Корша. Один нововременский балбес, подслушавший мой разговор с Сувориным и К и не понявший, поднес в газете такую фигу коршевской труппе, что я поднял гвалт, Суворин назвал балбеса "безыдейной скотиной", а Корш, наверное, упал в обморок. Балбес хотел прислужиться мне, а вышло чёрт знает что. Если Корш снимет с репертуара мою пьесу, тем лучше. К чему срамиться? Ну их к чёрту! Я пишу. Получил ли Миша посылку? Пришел Голике. Ухожу обедать. Поклон всем. Деньги буду высылать понемногу, но возможно чаще. M-me Билибина, когда я бываю у ее супруга, не выходит ко мне. Желаю всем здравия и отличнейшего расположения духа. Всё, что говорилось у Корнеева о Петерб(ургском) университете (оплеуха), оказывается чистейшим вздором. Вообще на свете много лганья. А. Чехов.

{02161}

344. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ 15 декабря 1887 г. Петербург. Уважаемый Казимир Станиславович! Простите за невежество: никак не мог выбрать свободного часика, чтобы приехать к Вам. Сообщаю свой московский адрес: "Кудринская Садовая, д. Корнеева". Сегодня я уезжаю в 8 1/2 час. вечера. Между 5-6 часами я буду дома. Ко мне придут Щеглов, Билибин, Лейкин... Не пожалуете ли и Вы? Был бы очень рад еще раз повидать Вас и потолковать с Вами. Если придете, то я даю честное слово в следующий мой приезд побывать у Вас десять раз. Ваш А. Чехов. Пообедаем вместе.

345. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ) Между 16 и 20 декабря 1887 г. Москва. Милый капитан! Сижу за своим столом и работаю, вижу перед глазами пенатов, а мысли мои всё еще в Питере. Прежде всего спасибо Вам за то, что Вы познакомились со мной. За сим спасибо за радушие и за книги. У Вас всё хорошо и мило: и книги, и нервность, и разговор, и даже трагический смех, который я теперь дома пародирую, но неудачно. Посылаю Вам 2 карточки: одну оставьте себе, другую передайте болярину Алексию. Жду от Вас карточку и письмо. Так как это письмо, по всей вероятности, после моей смерти будет напечатано в сборнике моих писем, то прошу Вас вставить в него несколько каламбуров и изречений. Прощайте и будьте здоровы. Жму руку. Ваш А. Чехов. PS. Пишите, Щеглов: Вас читают! Ну, что "Миньона"? Кончили?

{02162}