2. Когда же он послушался и пошел в Египет, быв принужден оставить жену и детей, тогда опять начинаются
укоризны, и оскорбления, и угрозы от тогдашняго царя египетскаго и жалобы и проклятия от получающих благодеяния. Тот
говорит:
вскую Моисей и Аарон развращаете люди от дел их? Идите кийждо вас на дела своя. А
израильтяне говорят: да видит Бог и судит вам, яко огнусисте дух наш пред фараоном, и пред рабы его, дати меч
в руки его, убити нас (Исх. V, 4, 21). Прискорбно и тягостно это; но всего тяжелее было то, что он пришедший
и обещавший евреям множество благ, свободу, избавление от тяготевших над ними бедствий, показался им обманщиком, потому
что тяжесть угнетавшаго их рабства не только не облегчилась, но увеличилась еще больше, и тот, кто подал надежду быть
избавителем всего народа и обещал это, оказался повидимому виновником мучений и побоев, злоумышленником и губителем. Кто
не впал бы в уныние, когда, обещав прекратить столь великия бедствия, после обещания сам же увидел прибавление других,
еще более тяжкий бедствий? Моисей унывал, как естественно унывать тому, кто слышит и видит подобное; однако он не упал
под тяжестью этой скорби, но остался непреклонным, хотя события не только не соответствовали, а даже противоречили его
обещаниям. Обратившись к Богу и говоря об этом, он много плакал и сказал: Господи почто озлобил еси люди Твоя?
И вскую послал еси мя? И отнележе внидох к фараону, глаголати Твоим именем, он озлоби люди сия и не избавил еси людей
Твоих (Исх. V, 22,23). Пролив слезы и снова услышав от Бога такое же повеление, какое и прежде, он опять
возвещает об этом израильтянам, но они не внимают ему, потому что души их были угнетены скорбию и унынием. И
не послушаша, говорится в Писании, Моисея от малодушия и от дел жестоких (VI, 9). А это
не мало огорчало его. Когда же последовали чудеса, и фараон многократно смеялся над ним, он и эти насмешки перенес
мужественно. Когда наконец вышел он из Египта и вместе с иудеями стал уже надеяться на освобождение, то не успел еще
вполне отдохнуть, как объял его прежний или даже гораздо больший страх. Не прошло и трех дней, как израильтяне увидели
пред собою варваров вооруженными, и испытали тоже что испытывают какие-нибудь беглые рабы, когда на чужбине внезапно
окажутся пред глазами своих господ, или что испытали бы сами они, если бы случилось им в приятном сновидении увидеть
себя на свободе, а пробудившись опять оказаться в Египте и в тех же самых бедствиях. Впрочем я не знаю, что можно
назвать сновидением их, три ли дня свободы, или представившееся им теперь страшное и ужасное зрелище: такая мгла уныния
покрыла взоры всех их. А Моисей объят был еще большим мраком: он боялся не египтян только, как прочие израильтяне, но и
последних вместе с первыми. Те и другие теперь смотрели на него, как на обманщика и обольстителя, одни - с насмешками и
готовностию сделать нападение, а другие - с озлоблением и печалию. Впрочем, для чего по догадкам судить об унынии этого
мужа, когда скорбь его можно вполне понять из слов нисшедших свыше? Когда он молчал и не дерзал даже отверзть уста, Бог
говорит ему: что вопиеши ко мне (Исх. XIV, 15)? - одним этим словом объясняя нам смущение души
его.