5. Если же Иов
кажется тебе малым для твоего соревнования, хотя мы недостойны и гноища его, если ты считаешь этот пример ниже величия
души своей, то представь велегласнейшаго проповедника истины - Павла, который прошел всю вселенную и мог сказать такия,
исполненныя великой мудрости слова:
живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. II, 20), и:
мне мир распяся, и аз миру (Гал. VI, 14), и: по вся дни умираю (1 Кор. XV,
31), и однако, после такой благодати Духа и совершения таких подвигов, после невыразимых опасностей и по достижении
любомудрия, для внушения нам и объяснения, что, доколе мы дышем и облечены этою плотию, нам нужны подвиги и труды, и что
без трудов никогда нельзя сохранить целомудрие, но для этой победы нужно нам много старания и усилий, говорил так:
умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како, иным проповедуя, сам неключим буду (1 Кор. IX, 27). В
этих словах он указывает на возмущение плоти и раздражение похоти, на постоянную борьбу и подвижническую жизнь свою.
Посему и Христос, объясняя трудность этого дела, не просто запрещал взирать на лица женщин, но и угрожал наказывать
взирающих наказанием прелюбодеев. Когда же Петр сказал: лучше есть не женитися, то Он не заповедал
не жениться, но, выражая тяжесть этого дела, сказал: могий вместити, да вместит (Матф. XIX, 10-12).
И в наше время мы слышим, что многие, обложившие все тело свое железом и одевшиеся во вретище и ушедшие на вершины гор,
и постоянно живущие в посте и всенощных и неусыпных бдениях, и оказывающие всякую строгость в жизни, и не позволяющие
никому из женщин входить в свои хижины и пещеры, и таким образом соблюдающие самих себя, едва преодолевают неистовство
похоти. А ты говоришь, что, когда видишь живущаго вместе с девственницею и привязаннаго к ней, и забавляющагося с нею, и
готоваго скорее отдать свою душу, нежели сожительницу, и потерпеть и сделать все, нежели разлучиться с возлюбленною, ты
не веришь ничему дурному и считаешь это не делом похоти, а благоговения. Но, удивительный человек, такое состояние
свойственно не существам, облеченным телами, а имеющим жизнь одинаковую с камнями. Ты не веришь, может быть, по своему
великому целомудрию; а я слышал от некоторых разсказывавших, что многии чувствовали некоторую страсть и к изваяниям и
камням. Если же иногда грубое изваяние и одно изображение имеет такую силу, то когда вместе с изображением будет
предстоять и нежное тело, какого не произведет оно неистовства? Как же не думать, что осуждающие говорят справедливее,
нежели вы, защищающиеся? Что правдоподобнее, скажи мне: чувствует ли мужчина похоть к женщине, или не чувствует?
Конечно, чувствует, скажем мы. Еще: когда множество основательных причин побуждает разлучиться, а он не исполняет этого,
но подвергает себя не чему-либо доброму, а безчисленным укоризнам и неприятностям от своих и чужих, то что вероятнее, с
добрым ли намерением он терпит это, или с дурным? Конечно, скорее с дурным, скажет всякий. Впрочем не будем спорить об
этом, но допустим, что соблазняющиеся соблазняются неосновательно и несправедливо, а тщетно и напрасно; для чего, скажи
мне, ты живешь вместе с девственницею? Конечно, такое сожительство вошло в обычай не почему-либо иному, как по любви и
пристрастию: отними это, и прекратится потребность такого дела; ибо какой мужчина без этой потребности решился бы
переносить женскую изнеженность и обидчивость, и другие недостатки этого пола? Посему и Бог в начале вооружил женщину
этою особою силою, зная, что она подверглась бы великому презрению, не оказывая такого влияния, и что никто, оставаясь
чистым от похоти, не решился бы жить вместе с нею. Если и теперь, при такой потребности и многих других пользах (ибо оне
и рождают детей, и берегут дом, и оказывают много других важнейших услуг), если и теперь оне, оказывая столько и таких
услуг мужчинам, часто бывают презираемы и изгоняемы из дома, то как оне могли бы для нас быть вожделенными без похоти,
притом подвергая нас столь многим укоризнам? Итак, или скажите причину сожительства, или необходимо - подозревать не
иную какую-нибудь, а именно порочную похоть и предосудительное удовольствие.