4. Если же ты жалеешь еще о том спокойствии, каким прежде наслаждалась при нем, а может быть и о тех
надеждах, какия представлялись ему еще на большия почести (я слышал, что он скоро мог достигнуть высокаго места
градоначальника; а это больше всего, думаю, мучит и смущает душу твою), то представь себе тех, которые были на высшей,
чем он, степени достоинства, и кончили жизнь весьма жалким образом. Напомню тебе о них. Ты, может быть, слышала о
Феодоре сицилийском: он был из числа очень знаменитых мужей; превосходя всех красотою, величественным видом и
дерзновением пред царем, и имея столько силы, сколько никто из приближенных (к царю), он не перенес скромно этого
благополучия, но, замыслив зло против царя
[53] и быв уличен в этом, был казнен весьма жалким образом; а жена его, нисколько не
уступавшая твоему благородству ни по воспитанию, ни по происхождению, ни во всех других отношениях, вдруг лишилась всего
своего имущества и даже свободы, была включена в число домашней прислуги и принуждена была жить хуже всякой служанки,
имея то преимущество пред другими, что своим чрезвычайным несчастием возбуждала слезы у всех видевших ее. Разсказывают и
об Артемизии, жене очень знатнаго человека; за то, что и он стал домогаться верховной власти, она доведена была до такой
же бедности и ослепла; потому что частию великость печали, частию множество слез помрачили ея зрение, и она теперь
нуждается в сторонней помощи, чтобы дойти до чужих дверей и таким образом получить необходимую пищу. Мог бы я указать и
на многия другия семейства, потерпевшия такое унижение, если бы не знал благочестия и благоразумия твоей души, которая
утешения в своем несчастий не желает искать в чужих бедствиях. И упомянутые примеры представил я теперь только для того,
чтобы ты убедилась, что дела человеческия ничтожны, и что по-истине, как сказал пророк, всяка слава человеча
яко цвет травный (Иса. XL, 6). Чем выше человек поднимется и чем больше приобретет блеска, тем глубже бывает
его падение; и это бывает не только с подчиненными, но и с самими царствующими (особами). Нельзя найти частный дом,
который был бы исполнен таких несчастий, какими бедствиями бывают исполнены царские чертоги: и преждевременное
сиротство, и вдовство, и насильственная смерть, убийства, гораздо беззаконнейшия и тягчайшия тех, о которых
разсказывается в трагедиях, особенно поражают облеченных этою властию. Оставив древние примеры, скажу, что из
царствовавших в наш век (всех их было девять)[54] только двое окончили жизнь обыкновенною смертию[55]; из прочих же один погиб от
мятежника, другой на войне, третий от козней своих телохранителей, четвертый от самаго того, кто избрал его и облек
багряницею; а жены их умерли, как говорят, одне от яда, другия от самой печали. Из остающихся доселе в живых одна, у
которой есть дитя сирота, дрожит от страха, чтобы кто-нибудь из властителей не погубил его из опасения касательно
будущаго; а другая едва по ходатайству многих возвратилась из ссылки, в которую раньше отправил ее властитель. Из жен
ныне царствующих особ одна, освободившись от прежних несчастий, вместе с этою радостию испытывает и большое горе потому,
что властитель еще очень молод и неопытен и окружен множеством зложелателей[56]; а другая совсем истомилась от страха и живет
хуже осужденных на смерть от того, что муж ея с того самого времени, как облекся диадимою, доселе проводит время на
войнах и в сражениях[57], и больше, чем от несчастий, страдает от стыда и всеобщих укоризн. Ибо никогда прежде не бывало
того, что случилось теперь, чтобы варвары, вышедши из своей страны, проникли на тысячу, и даже на несколько тысяч стадий
в нашу землю; сожигая селения и разрушая города, они и не думают возвращаться домой, но, как будто забавляясь игрою, а
не воюя, издеваются над всеми нашими; а кто-то из их царей, говорят, сказал, что он изумляется безстыдству наших воинов,
которых режут более, чем овец, а они еще надеются победить и не хотят выйти из своей местности; сам я, говорил он, уже
пресытился, часто поражая их. Каково, думаешь, на душе у царя и его супруги, когда они слышат такия слова?