19. И
так, объявляй грех свой не только как осуждающий самого себя, но и как долженствующий оправдаться посредством покаяния:
тогда ты и будешь в состоянии побудить исповедующуюся душу не впадать более в те же грехи. Ибо сильно осуждать себя и
называть грешником есть дело общее, так сказать, и неверным. Многие и из действующих на сцене, как мужчины, так и
женщины, наиболее отличающиеся безстыдством, называют себя окаянными, хотя не с надлежащею целию. Посему я и не назову
это исповеданием, потому что они обявляют грехи свои не с душевным сокрушением, не с горьким плачем и не с переменою
жизни; но одни из них делают это с тем, чтобы откровенностию своих слов получить славу у слушающих, так как грехи
неодинаково кажутся тяжкими, когда другой кто открывает их, и когда - сам согрешивший. Иные, вследствие сильнаго
отчаяния впадши в ожесточение и презирая славу человеческую, с крайним безстыдством обявляют всем собственные пороки,
как бы чужие. Но я желаю, чтобы ты не принадлежал к числу их, чтобы приступал к исповеданию не с отчаяния, но с благою
надеждою и, с корнем вырвав отчаяние, оказал противоположную ему ревность. Что же служит корнем и матерью отчаяния?
Безпечность; вернее можно назвать ее не только корнем, но и питательницею и матерью. Ибо, как в шерсти порча рождает
червей, и обратно сама умножается от них, так и здесь безпечность рождает отчаяние, и сама обратно питается отчаянием, и
таким образом, оказывая друг другу это проклятое содействие, они не мало возрастают в силе. Посему кто истребит и
искоренит одно из этих зол, тот будет в состоянии победить легко и остальное; кто не предается безпечности, тот не
впадает и в отчаяние; кто питается благими надеждами и не отчаявается в себе, тот не может впасть и в безпечность.
Расторгни же эту чету и сокруши ярмо, то есть, различные и тяжкие помыслы; ибо соединяют их не одинаковые (помыслы), но
разные и всякаго вида. Какие же? Случается, что иной, покаявшись, совершит многия и великия добрыя дела, и между тем
опять впадет в грех, равносильный этим добрым делам; и этого бывает вполне достаточно, чтобы ввергнуть его в отчаяние,
как будто созданное разрушено и все труды его были напрасны. Но надобно вникнуть в это и отогнать тот помысл, будто если
мы не успеем наперед запасти добрых дел в мере, равной совершенным после них грехам, то ничто не удержит нас от сильнаго
и полнаго падения. Напротив, добрыя дела суть как-бы крепкия латы, которыя не попускают острой и губительной стреле
сделать свое дело, но, быв сами разсечены ею, защищают тело от великой опасности. Посему отходящий туда со множеством и
добрых и злых дел получит некоторое облегчение и в наказании и тамошних муках; а кто, не имея добрых дел, принесет
только злыя, тот, и сказать нельзя, сколько пострадает, подвергшись вечному наказанию. Там будут сопоставлены злыя дела
с добрыми, и если последния перетянут на весах, то совершившему их не мало послужат ко спасению, и вред от совершения
злых дел не будет иметь такой силы, чтобы сдвинуть его с прежняго места; но если первыя перевесят, то увлекут его в
гееннский огонь; потому что добрыя дела не так многочисленны, чтобы могли устоять против сильного перевеса злых. И это
внушает нам не только наше разсуждение, но и Слово Божие. Ибо сам (Господь) говорит: