Полное собрание сочинений. Том 1

Мораль превосходная; посмотрим, к чему она прилагается. «В этом последнем отношении, – продолжает г. Кривенко, – я знаю такой обидный факт»: жила на юге России молодёжь, «одушевлённая самыми лучшими намерениями и любовью к меньшему брату; мужику оказывалось всяческое внимание и почтение; его сажали чуть ли не на первое место, ели с ним одной ложкой, угощали вареньями и печеньями; за всё ему платили дороже, чем другие, давали денег – и взаймы, и „на чай“, и просто так себе – рассказывали об европейском устройстве и рабочих ассоциациях и т. д. В той же местности жил и один молодой немец – Шмидт, управляющий или, вернее, просто садовник, человек без всяких гуманитарных идей, настоящая узкая формальная немецкая душа (sic??!!)» и т. д. И вот, дескать, прожив 3–4 года в этой местности, они разъехались. Прошло ещё около 20 лет, и автор, посетив край, узнал, что «г. Шмидт» (за полезную деятельность переименованный из садовника Шмидта в г. Шмидта) научил крестьян виноградарству, которое им даёт теперь «некоторый доход» рублей по 75–100 в год, вследствие чего о нём сохранилась «добрая память», а «о господах, только питавших хорошие чувства к мужику и ничего существенного (!) для него не сделавших, даже памяти не сохранилось».

Если мы подведём расчёт, то окажется, что описанные события относятся к 1869–1870 гг., т. е. как раз к тому приблизительно времени, к которому относятся попытки русских социалистов-народников перенести в Россию самую передовую и самую крупную особенность «европейского устройства» – Интернационал[184].

Ясное дело, что впечатление от рассказа г. Кривенко получается слишком уже резкое, и вот он спешит оговориться:

«Я не говорю этим, конечно, – разъясняет он, – что Шмидт лучше этих господ, а говорю, благодаря чему он при всех прочих дефектах оставил всё-таки более прочный след в данной местности и в населении. (Не говорю, что лучше, а говорю, что оставил более прочный след, – что это за ерунда?!) Не говорю я также, что он сделал нечто важное, а, напротив, привожу сделанное им, как образчик самого крошечного, попутного и ничего ему не стоившего дела, но дела несомненно жизненного».

Оговорка, как видите, очень двусмысленная, но суть дела не в её двусмысленности, а в том, что автор, противополагая безрезультатность одной деятельности успешности другой, и не подозревает, очевидно, коренного различия в направлении этих двух родов деятельности. В этом вся соль, делающая данный рассказ столь характерным для определения физиономии современного демократа.