«Ему (мещанству) нужно водворить их (науку, нравственный кодекс) на кафедре, в литературе, в суде и в других пунктах жизни. [Выше мы видели, что оно уже водворило их
в таком глубоком „пункте жизни“, как деревня. К. Т.] Оно прежде всего не находит для этого достаточно годных людей и, по необходимости, обращается к людям других традиций. [Это русская-то буржуазия „не находит людей“?! Не стоит и опровергать этого, тем более, что автор сам себя ниже опровергнет. К. Т.] Люди эти не знают дела [русские капиталисты?! К. Т.], шаги их неопытны, движения неуклюжи [достаточно „знают дело“, чтобы получать десятки и сотни процентов прибыли; достаточно „опытны“, чтобы практиковать повсеместно truck-system[227]; достаточно ловки, чтобы получать покровительственные пошлины. Только тому, кто непосредственно и прямо не чувствует на себе гнёта этих людей, только мелкому буржуа и могла померещиться такая фантазия. К. Т.]; они стараются подражать западноевропейской буржуазии, выписывают книжки, учатся [вот уже автор сам должен признать фантастичность сочинённого им сейчас мечтания: будто у нас „мещанская культура“ развилась на почве невежества. Неправда. Именно она принесла пореформенной России её культурность, „образованность“. „Подрумянивать истину“, изображать врага бессильным и беспочвенным „вообще всегда излишне“. К. Т.]; порой их берёт сожаление о прошлом, а порой раздумье о будущем, так как слышны откуда-то голоса, что мещанство есть только наглый временщик, что наука его не выдерживает критики, а нравственный кодекс и совсем никуда не годится».Это русская-то буржуазия грешит «сожалением о прошлом», «раздумьем о будущем»?! Подите вы! И охота же людям самих себя морочить, клеветать так необъятно на бедную русскую буржуазию, будто она смущалась голосами о «негодности мещанства»! Не наоборот ли: не «смутились» ли эти «голоса», когда на них хорошенько прикрикнули, не они ли это проявляют «раздумье о будущем»?..
И подобные господа удивляются ещё и прикидываются непонимающими, за что их называют романтиками!
«Между тем, надо спасаться. Мещанство не просит, а приказывает, под страхом погибели, идти на работу[228]
. Не пойдёшь – останешься без хлеба и будешь стоять среди улицы – выкрикивать: „отставному штабс-капитану!“, а то и совсем околеешь с голоду. И вот начинается работа, слышится визг, скрип, лязганье, идёт суматоха. Работа спешная, не терпящая отлагательств. Наконец, механизм пущен. Визга и острых звуков как будто бы меньше, части как будто бы обходятся, слышен только грохот чего-то неуклюжего. Но тем страшнее: доски гнутся всё больше и больше, винты хлябают и, того и гляди, всё разлетится вдребезги».