Полное собрание сочинений. Том 11. Война и мир. Том третий

Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за чтó благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что, ежели бы его не было, то она наверное должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что ондля. того, чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокою и благородною душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами в то время, как она сама заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.

Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?

По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему-то радостно и грустно улыбалась.

«Ну чтó же, ежели бы я и полюбила его?» думала княжна Марья.

Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.

Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, по и ей казалось счастье не невозможным. И тогда-то Дуняша замечала, что она улыбаясь глядела в окно кареты.

«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту!» думала княжна Марья. — «И надо было его сестре отказать князю Андрею!» И во всем этом княжна Марья видела волю Провиденья.

Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда он вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием, не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини — его матери и поправила бы дела его отца; и даже — Николай чувствовал это — сделала бы счастье княжны Марьи.

Но Соня? И данное слово? И от этого-то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.

XV.

Приняв командованье над армиями, Кутузов вспомнил, о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.

Князь Андрей приехал в Царево-Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов кричавших: «ура!» новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в 10-ти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасною погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?

Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с тою особенною презрительностью, с которою говорят денщики главнокомандующих с офицерами:

— Чтò светлейший? Должно быть сейчас будет. Вам чтó?

Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.

— Тоже дожидаетесь главнокомандующего? — заговорил гусарский подполковник. — Говорят всем доступен, слава Богу. А то с колбасниками беда! Не даром Ермолов в немцы просился. Теперь авось и русским говорить можно будет. А то чорт знает, чтó делали. Всё отступали — всё отступали. Вы делали поход? — спросил он.

— Имел удовольствие, — отвечал князь Андреи, — не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, чтò имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме... отца, который умер с горя. Я смоленский.