Полное собрание сочинений. Том 11. Война и мир. Том третий

До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения 100 тысяч к 120-ти, а после сражения 50 к 100. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения и знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желания вести переговоры.

Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитро-сплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.

Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы всё еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.

На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения? существует точно также весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:

Русская армия, будто бы, в отступлении своем от Смоленска, отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена, будто бы, у Бородина.

Русские, будто бы, укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.

Впереди этой позиции, будто бы, был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24-го, будто бы, Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26-го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.

Так говорится в историях, и всё это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.

Русские не отыскивали лучшей позиции; а напротив в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому что Кутузов не хотел принять позицию избранную не им, и потому что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот, — что прежние позиции были сильнее, и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему-нибудь более позиция, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.