Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая

— Фю-фю-фю! — засвистал он чуть слышно, подъезжая к дому и выражая на своем лице [457]радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть в простоте после представительства. Он вынул ноги из стремен и с трудом занес правую, 4 человека ссадили его. Он оправился, оглядываясь своим сощуренным глазом и шагая своей ныряющей походкой.

— Фю-фю-фю, — опять по-домашнему засвистал и, увидав князя Андрея, радостно обратился к нему.

— А, здравствуй, [458]князь, здравствуй, голубчик, пойдем, устал. — Он вошел на крыльцо, расстегнул сертук и сел на лавочку.

— Ну, что отец? — Но в это время попадья, [459]полная, белая и красивая женщина, которая, очевидно, знала, что она красива, вышла из дверей и стала просить его светлость пожаловать в комнату. Кутузов оглянулся на попадью, глаза его прищурились еще больше, он отвернулся от князя Андрея и подманил попадью. [460]Где же, где же комнаты? А вы перешли? [461]Зачем? не надо переходить! Поди сюда [462]. Он ввел ее за собой.

Окончив аудиенцию с попадьей, Кутузов позвал опять князя Андрея. — Ну, что? — сказал он ему. — Как это ты бросил службу? Поступай ко мне опять.

— Благодарю вас, ваша светлость, но я привык к полку и полюбил его.

— А, ну что же, ступай, помни, что я тебе отец другой. Прощай, голубчик, устал — и он, подставив щеку, лег на постель, взяв книжку романа М-me de Genlis. [463]

Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить, но после этого странного свидания с Кутузовым он вернулся в свой полк, успокоенный насчет общего хода дел и насчет того, кому оно вверено было. [464]Чем более он видел отсутствие всего человеческого в этом старике, в котором оставались одни привычки страстей, тем более он был спокоен, что этот-то и нужен.

У него не будет ничего своего, и он не испортит общего дела. [465]Он всё запомнит, выслушает, разочтет, будет бояться осрамиться и потерять командование, которое забавляет его, и сделает нечаянно всё, что нужно для общего дела. Он — та тяжелая лошадь, избитая, старая, которая не побежит на колесе, не соскочит, не будет дергать и ломать, а пойдет ровно настолько, насколько падает колесо, что и нужно. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало избранию Кутузова в главнокомандующие. [466]

Князь Андрей был очень мрачен и грустен в этот день. Накануне только он получил известие о смерти отца. [467]Последний раз, как он видел отца, он поссорился с ним. Он умер скоропостижно и мучительно. Сестра и его сын с гувернером, чувствительным, идеальным другом ребенка, но никуда не годным для помощи в России, оставались одни без покровительства. Как надо было поступить князю Андрею? Первое чувство сказало ему, что надо всё бросить и скакать к ним, но потом ему живо представился общий характер мрачного величия, в котором он находился, и он решил, подчиняясь этому характеру, остаться. Отечество в опасности, все надежды личного счастия уничтожены, жизнь никуда не нужна, один человек, понимавший его — отец, умер в несчастии. Еще, что есть близкого в опасности? Что остается ему делать? Малодушно бежать из армии, искать помочь своим близким, но самому выйти из опасности и долга, или в темных рядах войска искать смерти, исполняя долг и защищая отечество? Да, последнее надо было выбрать. Le devoir et la mort. [468]

Он послал дядьку в Лысые Горы и Богучарово, написал длинное наставление княжне Марье и швейцарцу, все практично обдумал и велел немедленно ехать в Москву. Сам же, побывавши у Кутузова, с еще большим мрачным наслаждением погрузился в темные ряды армии после приглашения Кутузова и своего отказа. [469]

* № 176 (рук. № 89. T. III, ч. 2, гл. XXVI, XXVII, XIX). [470]

24-го августа камергер императора французов le comte de Beaumont приехал из Парижа в штаб-квартиру императора Наполеона у Бородина. Переодевшись в камергерский мундир, [471]отшучиваясь от адъютантов императора, окружавших и спрашивающих о новостях Парижа, М-r de Beaumont с большим ящиком подмышкой вошел в дом помещика Можайского уезда Дурова, в котором император Наполеон ночевал в бывшем кабинете Дурова, в котором на окнах стояли еще тарелки с исполинской рожью, вазой и висел портрет отца Дурова в золотой рамке. [472]

Император Наполеон оканчивал свой туалет, когда в соседнюю залу вошел M-r de Beaumont. Н[аполеон] был голый в башмаках и коротких чулках, обтягивающих его толстые икры, и без рубашки, с выпущенным толстым животом, над которым висели, как женские, груди, между которыми обросло волосами. [473]Камердинер брызгал одеколоном на жирное маленькое тело, другой растирал щеткой спину его величества. Волоса, недлинные, были мокры и спутаны на лоб. Наполеон фыркал и приговаривал: «Allez ferme!»

— Faites dire `a M-r de Beaumont de m’attendre. [474]

Два камердинера быстро одели его величество, и он вышел веселый, оживленный, твердыми, быстрыми шагами.