— Je ne vous retiens plus. Charm'e d’avoir fait votre connaissance, g'en'eral,
[115]— прибавил Мюрат, и Балашев, откланявшись его величеству, поехал дальше, по словам Мюрата, предполагая весьма скоро встретить самого Наполеона.Но вместо скорой встречи с Наполеоном часовые пехотного корпуса Даву опять задержали Балашева, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его к маршалу Даву.
Сумрачный солдат Даву был совершенная противоположность Мюрату.
[
«Вот мы, французы с любезностями, — подумал он, — теперь не до любезностей. Я был против этой войны, но ежели раз уж война начата, то надо не любезничать, а работать».
[119]Заметив на лице Балашева неприятное впечатление, Даву строго, холодно обратился к нему с грубым вопросом: что ему нужно. Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал-адъютант императора Александра и [120]даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение.В противность ожидания его, что это известие мгновенно переменит тон и обращение Даву на самый почтительный, как это обыкновенно бывает с людьми грубыми, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
«Где же ваш пакет? — сказал он. — Donnez-le moi, je l’enverrai `a l’Empereur».
[121]Балашев
[122]сказал, что он имеет личные приказания передать пакет самому императору.— Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, — грубо сказал Даву, — вы должны делать то, что вам говорят. — И как будто для того, чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву высунулся из сарая и
[123]кликнул дежурного.Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и,
[124]не глядя на Даву, положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали еще оторванные петли, положенной на две бочки).Даву взял конверт и прочел надпись.
[125]— Вы совершенно в праве оказывать или не оказывать
Даву
[126]взглянул на него [127]молча. Он, видимо, соображал, [128]не ошибся ли он в самом деле, слишком удовлетворяя своей потребности [129]показать, что он — работник, а не любезник.— Вам будет оказано должное, — сказал он и, положив конверт в карман,
[130]вышел из сарая. [131]Через минуту вошел адъютант и провел Балашева в приготовленное для него помещение.Балашев обедал в этот день с маршалом, в том же сарае, на той же доске на бочках, и еще три дня провел при главной квартире Даву, с нею вместе передвигаясь вперед по направлению к Вильно, и уже не видя маршала, а имея при себе неотлучно адъютанта французского генерала.
После 4-х дневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, за Балашевым была прислана коляска и он
[132]мимо французских войск, занимавших всю местность, привезен в Вильно, в ту же заставу, из которой он выехал 4 дня тому назад. И к тому же самому лучшему в Вильне дому, в котором он получил последние приказания императора Александра. Четыре дня тому назад у дома этого стояли Преображенского полка часовые, теперь стояли два гренадера с распахнутыми синими мундирами и в мохнатых шапках. У крыльца дома толпились генералы и местные чиновники, из которых некоторые узнали Балашева и [133]отворачивались от него. У крыльца же стояла верховая императорская лошадь, пажи, мамелюк Рустан и блестящая свита адъютантов. Вероятно, ждали выхода самого Наполеона.В первой комнате Бертье принял учтиво Балашева и, оставив его, прошел к Наполеону. [135]Через 5 минут он вышел и объявил, что императору угодно сейчас принять его.