Полное собрание сочинений. Том 17. Зимние перезвоны

Какие? Клали в расплав как будто солому. Какая-то роль отводится воску. Мешать расплав книжка советовала березовым шестом. Подсказывала: смертелен для колокола свинец. Не подтверждала книжка распространенное мнение, что улучшает звучание серебро — «горсть серебра умертвит трехсотпудовый колокол…» Сообщалось еще о необходимости молебна перед самой разливкой металла…

По крупицам собирал Александр «колокольные знания». В «Комсомольской правде» три года назад с вниманием прочитал очерк о венгерском колокольном мастере Лайоше Гомбоше. Почувствовал: старинное ремесло умирает повсюду. «И еще больше захотел отлить хоть один, хоть небольшой колокол».

Энергично заработала мысль, когда стали создаваться кооперативы. А что, если?.. Пришел на завод тяжелых прессов к главному металлургу Евгению Александровичу Черникову. Поделился идеей. Металлург засмеялся: «Да вы что — колокольный кооператив? Это не штаны шить, не шашлыки жарить. Вы представляете, на какую гору собираетесь влезть?» Однако, выслушав ходока, поговорив с ним более двух часов, понял, что дело имеет с человеком серьезным и знающим. Вместе прошлись по литейному цеху, прикинули степень его загруженности. Получалось: завод с выгодой для себя может сдавать в аренду «угол» литейки. «Только условие: на первом месте у вас не должна быть коммерция, — сказал металлург. — Поведете дело с мыслью о благе для всех — и помогать будут все. Я первый слуга ваш душою и телом».

После этого разговора Александр поехал к брату в Москву.

Геннадий работал на ЗИЛе штамповщиком-кузнецом. «Колокола? Да ты что — надорвемся!»

Был и тут подробный, обстоятельный разговор.

«Мы, придет час, умрем, а колокола будут жить», — говорил Александр. И брат согласился переехать в Воронеж.

Создать колокольный кооператив оказалось непросто. Банк не дал ссуду — «сомнительно-ненадежное дело». Поставил барьеры и горисполком: «Колокола — церковная утварь, ее производство — монополия церкви».

Но братья хорошо уже знали: церковные мастерские шьют ризы, производят кресты, кадила, пишут иконы, льют свечи, но лить колокола мастерские, увы, не могут — трудное, сложное дело. Церкви готовы колокола покупать. Окончательно узел развязало письмо академика Бориса Викторовича Раушенбах.

Из Совета по истории мировой культуры он написал: «Колокола не являются ни церковной утварью, ни предметами символики и атрибутики». Энтузиастам он пожелал успехов и обещал поддержку, поскольку и сам давно «болеет колоколами».

И вот создан кооператив. Одиннадцать человек. Тщательно продумана экономика дела. Заводу кооператив будет платить за аренду в литейном цехе «угла» тысячу рублей с каждого колокола. Деньги невелики, но завод не из коммерческих соображений покровительствует «литейцам» — сознает причастность к хорошему, нужному делу. Директор завода Александр Яковлевич Ковалев так и сказал: «Доброе начинание мы обязаны поддержать». Рабочим завода во внеурочное время разрешили работать в кооперативе».

Узкое место нового дела — металл. Медь и олово — на счету. Кооператив по закону может использовать только вторичное сырье — металлолом. Но и оно строго учитывается. По ходатайству церквей Воронежский горисполком выделил сырье для первой партии колоколов.

Поскольку основными заказчиками кооператива будут церкви. Неизбежно, видимо, ходатайство высшей церковной иерархии перед правительством о выделении металла. Мы надеемся, Министерство культуры, Фонд культуры и общественность ходатайства эти будут поддерживать, ибо колокол — не только призыв посетить церковь, это голос нашей культуры, нашей истории, нашего желания вновь обрести утраченные ценности жизни.

Вот так обернулась прошлогодняя наша запись о колоколах в памятной книге «Прошлое — в настоящем». Надежда обернулась реальным делом. Наша задача сейчас: замечать и всемерно поддерживать все, что способствует возрождению духа и традиций народа. Зеленый здоровый росток в Воронеже обнадеживает: и в других начинаниях будет успех. Надо действовать!

 _{Фото автора. 21 апреля 1989 г.}

Таежный тупик

В январе получил от Агафьи большое, на восьми страницах, письмо-отчет о житье-бытье. В нем, как всегда, на первом месте стояла картошка — «320 ведер нарыла. На одну это много…». Сообщалось, что к зиме для привезенных кур поставлен маленький сруб с печкой, что куда-то исчез кот, что одного козла заколола на мясо, что, если соберусь приехать, то хорошо бы привезти веревку-привязь. «Корма козам заготовила вдоволь. Да еще Николай Николаевич Савушкин, когда прилетал, то сена привез и петушка. Петушок сначала, наверно, от робости, не пел, а сейчас поет и за курами начал бегать». Подробно и очень толково в письме изложено было событие, удивившее урожденную таежницу: «Я побытку вам опишу, всю жизнь не пришлось видеть такой побытки».

В ноябре, наблюдая в окошке волнение коз, Агафья вышла во двор. На огороде, в двадцати шагах от избы, стояла серого цвета не то собака, не то волк. Агафья схватила висевшее у двери ружье и «дала выстрел вверх для острастки».