В конце лета 1871 года Толстой приобрел себе именье, хутор Таналык, в Бузулукском уезде (Самарскойгуб.), недалеко от большого села Патровки. В следующем году он снова посетил Самарскую губернию, отчасти для лечения кумысом, отчасти для устройства своего нового хозяйства; а летом 1873 года он отправился туда со всем семейством. Последняя поездка совпала с тяжелым бедствием — трехлетним неурожаем, посетившим Самарский край. Еще в начале июля 1872 г. Толстой писал жене со своего хутора: «Чем ближе подъезжал я к Самаре, тем мрачнее слухи об урожае. Говорят — всё пропало. У Тимрота я узнал следующее: то, что взошло весной, очень редко, то всё засохло».1170
Размеры бедствия Самарского голода 1873—1874 гг. объясняются, с одной стороны «повторными неурожаями двух предыдущих годов (1871 и 1872), истощившими продовольственные запасы населения, а с другой стороны, недостатками продовольственной организации, неумением своевременно перебросить избыток хлеба из соседних, благополучных по урожаю районов в пораженные голодом места».1171
Местная администрация не только не принимала никаких мер для облегчения положения крестьянского населения, но даже старалась скрыть положение дела с продовольствием и продолжала сообщать министерству, что всё обстоит благополучно. Это было первое серьезное народное бедствие, со времени передачи в 1866 г. продовольственного дела в руки земских учреждений. Благодаря этому на начавшееся народное бедствие было обращено внимание прессы, взбудоражившей общественное мнение, причем первым застрельщиком в этом деле оказался Л. Н. Толстой. Эту роль последнего в деле помощи голодающим признает и автор обширной официальной записки о Самарском голоде 1873—74 гг. Е. Н. Анучин, занимавший должность управляющего самарской Казенной палаты.1172Приехав в начале июня 1873 г. в Самарскую губернию, Толстой увидал в ней тяжелую картину народного бедствия. 8 июля С. А. Толстая писала своей сестре Т. А. Кузминской: «Тут с Страстной недели не было ни одного дождя; вот и мы месяц живем, и на наших глазах понемногу засыхало это огромное пространство, и понемногу находит ужас на весь здешний народ, который третий год бьется из последних сил как-нибудь прокормиться и посеять для будущего года. Наш старый башкир, который живет у нас и доставляет нам кумыс, говорит, что только 40 лет тому назад был такой бедственный год».1173
Лев Николаевич близко принял к сердцу положение крестьянского населения Самарской губернии. Не ограничиваясь ближайшими окрестностями своего хутора и случайными наблюдениями при проезде к нему, Толстой решил обследовать часть района, окружающего его именье, для полного выяснения положения населения в продовольственном отношении. Это обследование установило широкие размеры неурожая, бедственное положение крестьян и необходимость немедленной помощи голодающим.При статистическом обследовании деревень, постигнутых неурожаем, принимал участие шурин Толстого С. А. Берс («Степа»), который летом 1873 г. гостил в его Самарском именьи. Некоторые сведения об этом сам Берс сообщает в своих воспоминаниях о Толстом: «В этом году в именьи была сделана первая большая запашка, но был неурожай и голод, известный под названием Самарского. Картина была в высшей степени грустная. Лев Николаевич принял участие в голодающих и был инициатором всех сделанных в России пожертвований на этот предмет. Он отправился в ближайшие деревни, взял меня с собой и сделал опись, т. е. перечень всего находящегося на лицо в крестьянском дворе хлеба и вообще имущества, а я писал под его диктовку. Несчастные наперерыв просили описать их дворы, предполагая, что только описанные дворы получат помощь».1174
— С другой стороны, Илья Львович Толстой, в своих воспоминаниях об отце также сообщает некоторые сведения, сохранившиеся в его памяти относительно помощи голодающим крестьянам: «Я помню, как папа ездил по деревням, сам ходил по дворам и записывал имущественное положение крестьян. Я помню, что в каждом дворе он прежде всего спрашивал хозяев, русские они или молокане, и что он с особенным интересом беседовал с иноверцами о вопросах религии».1175