Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших

Год назад мы рассказывали о глухарях, живущих почти что в центре Москвы во дворе Кирпичевых — отца-орнитолога и сына-охотоведа. Рассказано было о муках и радостях дела, не приносящего денег, но крайне важного, если помнить, что жизнь рано или поздно станет с головы на ноги и обретут ценность простые и вечные ее проявленья.

Глухарь — одна из веточек зеленой и пышной кроны дерева жизни. Птица эта куда более древняя на земле, чем всюду ныне царствующий человек. Но депрессии, как сказал бы ученый, глухариный мир пока не повержен. Глухари процветают, где люди не досаждают этой крайне чувствительной к беспокойству птице. Таких мест на земле, однако, все меньше и меньше.

Зоны обитания лесного крылатого великана сужаются. И важно возродить глухаря там, где он когда-то был птицей обычной. Еще заманчивей вывести птицу, не слишком чувствительную к присутствию человека. Задача оказалась далеко не простой, и многие, взявшись ее решать, отступились. Сергей Кирпичев не отступил сам и вырастил наследника — сына, с малолетства разделявшего с отцом муки и радости пионерского дела.

В прошлый раз мы рассказывали, как живут выращенные Кирпичевыми птицы на московском дворе, как появляются они из яиц в инкубаторе («ноу-хау» Кирпичевых), как их «пасут»-воспитывают на глухих болотах у Селигера. Очередной этап работы — попытка не шарахающихся при появлении человека птиц «вписать» в природу в самый ответственный момент для глухариной жизни — в период тока. Для всего этого еще в марте отец с сыном по снегу вывезли глухарей в относительно малодоступный район Волговерховья. Натянули между деревьев сетки вольер, поставили палатку для наблюдений. Но у молодого Кирпичева родилась дочка. На время он отлучился в Москву, оставив отца в лесу одного с глухарями.

И вот мы вместе с молодым папой бредем по заболоченному, залитому водой апрельскому лесу. Кто ходил в это время к глухариным местам, знает все тяготы этих передвижений — ставишь ногу в след идущего впереди человека, а в нем, как в кувшине, коричневая вода. Время от времени воду надо выливать из сапог. Портянки не меняем, выжимаем — и снова на ногу.

Но сколько радости в мокром апрельском лесу! Оттаяли, оказались на виду следы глухариных ночлегов. Где-то невидимы трубят журавли. Вблизи от родового гнезда, на сосне, видим, как уже прилетевшие скопы сгоняют ворона — загодя протестуют против присутствия тут разбойника. Заполненный водой след рыси. Но можно увидеть и след медведя. Медведи тут есть.

Семикилометровый путь по лесному болоту кажется нескончаемым. Хватаем с набухших почек перезимовавшие ягодки клюквы и переставляем, переставляем онемевшие от мокроты в сапогах ноги… Но вот он, запах дымка. Видим палатку и слышим токование глухарей. А через две минуты обнимаемся с небритым, пропахшим лесом и дымом, похожим на лешего (но в берете!) Кирпичевым-старшим. Разговор шепотом: «Как дела?» «Все по плану».

* * *

Глухари на току обжились. И, казалось бы, выпусти их из-под сетки, сейчас же скроются с глаз. Нет, к месту они привязаны, не улетают, а если выпустить двух или всех четырех сразу, начинаются жаркие петушиные драки, драки такие, что одного из бойцов Кирпичев-старший спасает, схватив его на руки.

В январе я видел всю компанию глухарей в одном не слишком просторном вольере, сидели бок о бок — братское дружелюбие. А март и апрель сделали птиц яростными соперниками.

Запал схватиться хоть с кем-нибудь распространяется даже и на людей. Один из глухарей делает круги возле нашей стоянки. И что интересно, Кирпичева-старшего он принимает за самку и лишь кружится, распустив крылья, а Кирпичева-сына глухари почему-то считают соперником, и Саша вынужден сидеть тихосмирно. Иначе быть синякам от мощного клюва.

Чтобы утвердить свою роль, Кирпичев-старший изображает руками трепыхание крыльев самки.

Для глухаря-ухажера на току это ключевой раздражитель, сигнал к спариванию. Любопытно, что даже имитация этого сигнала действует безотказно.

Весенний ток — кульминационная точка в лесном житье-бытье глухарей. Самцы, слетевшись на ток, на рассвете издают турнирные бормотанья, оглушая себя настолько, что охотники уже тысячи лет пользуются этим, подбираясь к охваченным страстью птицам на выстрел.

С деревьев возбужденные петухи слетают на землю для турниров на глазах у смирно сидящих неприметных сереньких самок. Петухи в азарте бдительность притупляют, но самки настороже, чуть опасность (близость человека, рыси, лисицы, куницы) — негромкое квохтанье, и весь хоровод глухарей улетает.