Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших

Для маточного стада с немалым старанием этим летом близ Алексина было поймано двадцать половозрелых стерлядей. Теперь в «родильном доме» обитает четыре десятка здоровых и крупных рыб.

Икра, инкубированная в баках, развивается быстро. Через четыре дня из нее проклевываются еле заметные глазом личинки — в одном грамме четыре десятка рыбок. Корм для них нужен нежный — микроскопические речные существа. Их доставляют с водою из Оки и прудов.

При хорошем аппетите стерлядки быстро растут. В апреле они были величиной с палец, сейчас — уже с карандаш. Уже хватают гранулы комбикорма, причем некоторые крутятся веретеном, чтобы не со дна, как в реке, а у самой поверхности схватить корм. Опускаешь мизинец в воду — рыбки начинают его обсасывать.

Требовательность к качеству воды у стерлядок умеренная. В баки вода доставляется из Оки. Конечно, ее надо обогащать кислородом — тесно живущие рыбы поглощают его немало.

Никакой специальной лаборатории в цехе нет, но с рыбы глаз не спускают ни днем, ни ночью. За качеством воды (и в шутку, и всерьез!) следят по поведению большого рака, выловленного в реке и нареченного Александром Вторым.

Растут стерляди много быстрей, чем в природе. Выпускать будут в реку не всех. Часть останется на развод. На третьем году при весе в двести граммов стерлядь уже нерестится.

Будем надеяться, что знаменитая окская рыба будет водиться в реке, как и прежде, «от Нижнего до Калуги», и будет она нагуливать вес в прудах и озерах.

_{Фото автора. 6 ноября 1994 г.}

На зимовке у чибисов

(Окно в природу)

Издали кажется: Париж — это вся Франция. Но есть ведь и Франция деревенская — полевая, лесная. «Откуда эти вот елочки к Новому году?» — спросил я друзей, проходя по базарчику возле Сены. «Из лесу, вестимо…» — улыбнулся француз, восемь лет проживший в Москве. Его я попросил хотя бы на день свозить за город…

Едем на северо-запад. Середина декабря. Но никакого намека на снег. Температура — тринадцать тепла. Пейзажи — нашего октября: вдоль дороги облетевшие платаны и липы, кое-где желтые брызги кленовых листьев, но главный цвет повсюду зеленый — сверкает росою озимь, зеленеют кое-где сосны и много еще чего-то вечнозеленого.

Здешние деревеньки похожи на малые городки, но больше по сторонам ферм-хуторов-дом, сараи, коровы и овцы в загонах. Поля пустынны. Изредка видишь грачей и похожих на них ворон (в этой части Европы вороны черные). Изредка пролетают стайки скворцов. Часть из них в этих местах живет постоянно, другие прилетают зимовать из Восточной Европы.

Но вот что-то совсем особое. Желтоватые пашни черны от птиц. Признаться, даже грачей на юге никогда я не видел в таком количестве — многие тысячи! Пробегающие машины птиц не тревожат. Но стоило выпрыгнуть на дорогу — взлетели заполнившей полнеба тучей. Чибисы!

Прихотливый неровный полет, крылья широкие и округлые, на голове хохолок. Чибисы. Поразительное скопленье!

В наших краях весной чибисы появляются вслед за грачами. Небольшие их стайки носятся над апрельской мокрой землей, а позже — над сырыми лугами. Тревожно-жалобный крик этих птиц — «чьи вы?» — все хорошо знают. Осенью чибисы исчезают. И вот они где собрались!

Не меньше десяти тысяч птиц носится над коричнево-желтой землей. Стая колышется, как громадная сеть на ветру, разрывается, соединяется снова.

В тот же день у дороги встретили мы охотников. У одного на поясе висели трофеи — парочка белопузых хохлатых птиц. Чибисы! Во Франции наши любимцы — рядовая осенняя дичь. «Они тут гнездятся, но осенью появляются откуда-то в неимоверных количествах».

Проезжая по подернутым дымкой зимним бесснежным полям, мы еще раза три видели птичьи стаи, подобные облакам. Хотелось крикнуть: «Чьи вы?!» И если бы птицы могли ответить, то услышал бы я названия многих российских, украинских, белорусских и польских местечек, откуда в бесснежную Францию собираются чибисы на зимовку.

* * *

Лесник расстелил на столе аккуратную карту. «Вот она, наша «тайга» — семь километров на девять в излучине Сены».

Дом лесника стоит на опушке. В нем пахнет яблоками, медом, сосновой стружкой (все специально для запаха держат в комнате!). Лес подступает прямо к порогу. Сменив городскую обувку на сапоги, мы сразу же очутились в рыжих его объятьях. Вспомните иногда не опадающие на зиму бурые шубы наших дубов, и вы представите общий цветовой фон леса осенней северо-западной Франции. Кое-где темными пятнами — сосны и елки, кое-где тонкие жилки берез, все остальное бурого цвета — главные древеса тут буковые и дубовые.

— Снега эти деревья не знают?

— В 91-м в феврале выпадал. И это было событие. Но по рассказам и хроникам, раньше снега тут, ненадолго, правда, ложились каждую зиму.

Тихо переговариваясь, идем в оцепеневшем безветренном мире. Хрустят под ногами буковые орешки. Так же как в подмосковном лесу, цыкают синицы. Выстукивает старое дерево дятел, сойка истошным голосом, будто ее кто-то режет, оповестила всех о нашем приходе.