Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

Позднее работа Толстого задерживалась его болезнью и болезнью домашних – жены и тетки П. И. Юшковой. В середине октября он пишет Фету: «Не писал вам так долго, дорогой Афанасий Афанасьевич, потому что всё время был и сам нездоров и мучался, глядя на нездоровье домашних. Теперь немножко поотлегло и им и мне. И я надеюсь – только надеюсь – приняться за работу. Страшная вещь наша работа. Кроме нас никто это не знает. Для того чтобы работать, нужно, чтобы выросли под ногами подмостки. И эти подмостки зависят не от тебя. Если станешь работать без подмосток, только потратишь материал и завалишь без толку такие стены, которых и продолжать нельзя. Особенно это чувствуется, когда работа начата. Всё кажется: отчего ж не продолжать? Хвать-похвать – недостают руки, и сидишь, дожидаешься. Так и сидел я. Теперь, кажется, подросли подмостки, и засучиваю рукава».

Но вскоре последовало новое заболевание С. А. Толстой – воспаление брюшины и преждевременные роды, вновь отвлекшие Толстого от работы над романом, и только после окончательного выздоровления жены он как следует взялся за «Анну Каренину», о чем Софья Андреевна пишет своей сестре в письмах от 12 и 25 декабря (архив Т. А. Кузминской). Сам Толстой в первой половине января 1876 г. писал Н. М. Нагорнову: «После горести первой половины зимы теперь, славу богу, хорошо работается и не хочется терять времени, которого мне уже немного остается». Страхову около 25 января Толстой писал: „У меня «Анна Каренина» подвигается. Не печатаю только потому, что не имею известий из «Русского вестника»“.

Но 28 января С. А. Толстая писала Т. А. Кузминской: «Левочка отдал в январскую книжку «Русского вестника» продолжение своего романа и продолжает работать дальше» (Архив Т. А. Кузминской).

И действительно, продолжение романа (главы XI—XXVIII) третьей части после большого перерыва появились в первой книжке «Русского вестника» за 1876 г. В этих главах, соответствующих главам XIII—XXXII последовавшего затем отдельного издания романа, речь шла о душевном состоянии Каренина после признания ему жены в неверности, об его служебных делах, о взаимоотношениях Анны и Вронского после признания Анны, о хозяйничаньи Левина у себя в деревне, о поездке его к Свияжскому, о приезде к Левину брата Николая и, наконец, об отъезде Левина за границу.

Толстому не очень по душе была эта часть романа. В письме к Страхову от 13—15 февраля он писал: «Я очень занят «Карениной». Первая книга суха, да и, кажется, плоха, но нынче же посылаю корректуры 2-й книги, и это, я знаю, что хорошо». Во второй книге «Русского вестника» напечатаны были главы I—XV четвертой части (соответствуют главам I—XVII отдельного издания). Здесь речь идет о планах Каренина относительно развода, о его поездке в Москву и обеде у Облонского, о новом, удачном предложении Левина Кити, о родах Анны и примирении Каренина с Вронским у постели жены. По поводу этих глав С. А. Толстая писала сестре в начале марта: «Ты пишешь, что у вас еще нет «Русского вестника» и «Анны Карениной». А уж теперь вышли два номера, последний, февральский, верно только-что, и по моему очень хорошо то, что во 2-й книге; теперь и на март уж готовится, но Левочка моим нездоровьем тревожится, и я ему мешаю часто этим заниматься» (Архив Т. А. Кузминской). 17 марта она вновь пишет ей же: «Читала ли ты «Каренину»? Январская книга не очень хороша, но февральская, по-моему, чудесна, а теперь Левочка не разгибаясь сидит над мартовской книгой, и всё не готово. Впрочем, скоро будет готово. Катков закидал телеграммами и письмами» (там же).

Еще раньше, около 1 марта, Толстой жаловался Фету на то, что болезнь жены задерживает его работу: «У нас всё не совсем хорошо. Жена не оправляется с последней болезни…, – писал он, – а потому нет у нас в доме благополучия и во мне душевного спокойствия, которое мне особенно нужно теперь для работы. Конец зимы и начало весны – мое самое рабочее время, да и надо кончить надоевший мне роман». Вскоре, 8—12 марта, он писал шутливо А. А. Толстой: «Моя Анна надоела мне, как горькая редька. Я с нею вожусь как с воспитанницей, которая оказалась дурного характера; но не говорите мне про нее дурного или, если хотите, то с menagement,[1881] она всё-таки усыновлена».