Полное собрание сочинений. Том 21. Декабрь 1911 — июль 1912

Российская буржуазия тысячами экономических нитей связана и с старым поместным землевладением, и с старой бюрократией. Кроме того, рабочий класс России показал себя достаточно самостоятельным и способным постоять за себя, – мало того: способным руководить демократией вопреки либерализму. Вот отчего буржуазия наша стала либерально-монархической и антидемократической, противонародной. Вот отчего она больше боится демократии, чем реакции. Вот отчего она постоянно колеблется, лавирует, изменяет первой в пользу второй. Вот отчего она стала контрреволюционной после пятого года и получила «местечко» в третьеиюньской системе. Если октябристы стали партией правительственной (с разрешения и под надзором Пуришкевичей), то кадеты стали терпимой оппозицией.

Решение кадетской конференции допустить блоки с «левыми» (не смейтесь!) октябристами и теперешнее «неформальное» объединение кадетов с «беспартийными прогрессистами», – все это лишь звенья одной длинной цепи, этапы концентрации либерально-монархического буржуазного центра.

Но оппозиция не может перед выборами не драпироваться в «демократические» одеяния. Кадет, готовясь уловлять голоса не только крупной и средней буржуазии, но и мелкой демократической буржуазии, приказчиков и т. д., вынужден подчеркивать, что он член «партии народной свободы», «конституционный демократ», не шутите! Кадетская партия, будучи на деле партией умеренного монархического либерализма, перед выборами и для выборов рядится в демократический наряд, набрасывает флер на свое сближение с «беспартийными прогрессистами» и «левыми» октябристами.

Отсюда – многочисленные ужимки и дипломатические ухищрения «Речи», ее велеречивые заявления, что «партия народной свободы не будет приспособляться к обстоятельствам» и т. д., и т. п. Разумеется, это только смешно. Вся история кадетской партии есть одна сплошная издевка над ее программой, одно сплошное «приспособление» к обстоятельствам в самом худшем смысле слова. «При других политических условиях, когда партия народной свободы могла бы развернуть, – пишет «Речь», – в законодательном учреждении всю свою программу, конечно, так называемые «прогрессисты» явились бы ее противниками, какими они и являлись в более острые моменты недавнего прошлого».

Что эпоха второй Думы была моментом более острым, – это едва ли станут оспаривать господа кадеты. Но не только прогрессисты, но и гораздо более правые элементы были тогда не противниками, а союзниками кадетов против демократии. А затем, в III Думе делались демократами заявления, идущие гораздо дальше какого бы то ни было пункта кадетской программы, – значит, партия к.-д. вполне «могла бы развернуть всю свою программу» даже в таком «законодательном учреждении», как III Дума! Если партия к.-д. этого не делала, то виной тут вовсе не «политические условия», – не говори: не могу, а говори: не хочу! – а полная отчужденность кадетов от демократии. Кадеты вполне могли бы развернуть всю свою программу, но их поворот вспять от демократии, их собственное поправение не позволяло им это сделать.

Рассуждения передовика «Речи» о блоке с прогрессистами – один из многих образчиков того, как легко водят за нос немногочисленных «левых» кадетов вожди этой партии вроде Милюкова и пр. Левых кадетов они кормят фразой, Колюбакиных они ублаготворяют парадными словечками о «демократизме», а на деле они целиком направляют свою политику в антидемократическом духе, в духе сближения и слияния с прогрессистами и левыми октябристами. «Разделение труда» у кадетов совершенно такое же, как у всех западноевропейских буржуазных парламентариев: перед народом пусть говорят о «свободе» Колюбакины и прочие «левые кадеты», а в парламенте, в деловой политике к.-д. партия идет вполне заодно с умереннейшими либералами.

«Новая группа, – пишут ликвидаторы о прогрессистах, – только закрепляет, только усиливает ту политическую бесформенность, ту политическую неразбериху, в которой пребывает буржуазный избиратель и которая и обусловливает всю политическую беспомощность русской буржуазии».

Политическая беспомощность русской буржуазии происходит вовсе не от «бесформенности» «буржуазного избирателя», – так могут думать только левокадетские иллюзионисты, – а от экономических условий, делающих буржуазию врагом рабочих и рабом Пуришкевичей, рабом, не идущим дальше воркотни и благопожеланий.

Левокадетские парламентарии, исходят ли они из идеалистической теории политики или из вульгарной боязни потерять голоса полевевшего и озлобленного Пуришкевичами избирателя, могут вести борьбу с официальной партией к.-д. такими доводами, что-де пора образумиться, вспомнить про нашу программу, восстать против бесформенности, обывательщины, беспринципности и т. д., и т. д. в духе обычных буржуазно-демократических фраз.