Не по-старому,
Не по-старому,
Не по-прежнему,
А вода с песком
Помутилася».
Испровещится
Так Непра река:
«Ой нельзя уж мне
Течь по-старому,
Течь по-прежнему,
По-старинному.
Как за мной стоят,
За Непрой рекой,
Сорок тысячей
Все татаровей.
Они мост мостят
С утра до ночи,
Намостят что днем,
В ночь то вымою.
Да из сил-то я,
Мать Непра река,
Уже выбилась».
И раздумался
Одихмантьевич:
«То не честь хвала
Молодецкая —
Не отведать мне
Сил татарскиих».
И пустил Сухман
Он добра коня
Через матушку,
Чрез Непру реку.
Его добрый конь
Перескакивал,
Подъезжал Сухман
Ко сыру дубу
Кряковистому,
Дуб с кореньями
Выворачивал,
За вершину брал,
А с комля дуба
Белый сок бежал;
И с дубиночкой
Той Сухмантьюшка
Напустил коня
Сваво доброго
На всю силушку
На татарскую.
И начал-то он
Той дубиночкой
Да помахивать.
Той дубиночкой
Поворачивать.
Как махнет вперед,
Станет улица,
Отмахнет назад,
Переулочек.
И побил он тех
Всех татаровей,
Убежало лишь
Три татарина.
Прибежали те
Три татарина
К мать Непре реке
И попрятались
Под кусточками
Под ракит’выми.
Приезжал опять
Одихмантьевич
К мать Непре реке
И пустили те
Три татарина
Свои стрелочки
В Одихмантьича,
Во его в бока,
В тело белое.
Тут Сухмантьюшка
Эти стрелочки
Повыдергивал,
А кровавые
Свои раночки
Листьем маковым
Все затыковал,
А татаровей
Тех последниих
Распорол ножом
Он кинжалищем.
И пустил Сухман
От Непры реки
Он ко Киеву,
Ко тому двору
Княженецкому
Князь Владимира.
Привязал коня
На дворе к столбу.
Сам входил Сухман
Во столовую.
А Владимир князь
Сам по горенке
Он похажива’т,
Желтым’ кудрями
Он потряхива’т.
Взговорит-то сам
Таковы слова:
«Гой же ты, Сухман,
Богатырь Сухман
Одихмантьевич,
Что ж привез ли ты
Лебедь белую,
Мне живьем в руках,
Лебедь белую,
Не кровавлену
И не ранену?»
Взговорит Сухман:
«Ой, Владимир князь,
Мне, мол, было там,
За Непрой рекой,
Не до лебедя.
За Непрой рекой
Да за матушкой
Повстречались мне
Сорок тысячей
Злых татаровей.
Шли во Киев град
Те татаровы.
С утра до ночи
Они мост мостят,
А Непра река
В ночь мост выроет,
Да из сил она
Уже выбилась.
Напустил на тех
На татаровей
Я добра коня
И побил их всех».
И Владимир князь
Тем словам его
Не уверовал.
А велел слугам
Своим верныим
Взять Сухмантия
За белы руки
И сажать его
В тюрьмы крепкие.
А Добрынюшку
Володимир князь
Посылал туда,
На Непру реку,
Чтоб проведал
Он про зар’ботки
Про Сухмантьевы.
И Добрынюшка
Оседлал коня
Он сваго доброго,
И выезживал
Добрый молодец
Во чисто поле.
Как приехал он,
Свет Добрынюшка,
К мать Непре реке,
Увидал — лежит
Вся побитая
Сила вражеска,
И дубиночка
Одихмантьева
Вся расщеплена
На лучиночки,
Промеж них лежит,
Там валяется.
И Добрынюшка,
Сын Никитьевич,
Ту дубиночку
С земли поднял
И привез ее
В стольный Киев град.
И Владимиру
Так Добрынюшка
Выговаривал:
«Правдой хвастает
Одихмантьевич:
За Непрой рекой
Лежит сила вся
В сорок тысячей
Тех татаровей
Перебитая.
Я привез с собой
И дубиночку
Одихмантьича.
На лучиночки
Та дубиночка
Вся исщеплена».
Взговорит тогда
Сам Владимир князь:
«Гой же слуги вы,
Мои верные,
Вы идите-ка
В тюрьмы крепкие,
Выводите мне
Одихмантьича,
Приводите мне
На ясны очи
Добра молодца,
Буду миловать
За услуги те
За великие;
Буду жаловать
Его до люби
Городками ли
С пригородками,
Еще селами
Да с приселками,
Золотой казной
Да бессчетною».
И пришли опять
Слуги верные
К тюрьмам крепкиим.
Говорят они
Таковы слова:
«Гой же ты, Сухман,
Богатырь Сухман
Одихмантьевич,
Выходи теперь
Из тюрьмы своей,
Ворочает князь,
Хочет солнышко
Тебя миловать
За услуги те
За великие
Тебя хочет князь
Он пожаловать».
Выходил Сухман
В поле чистое,
Говорил Сухман
Таковы слова:
«Не умел меня
Володимир князь
В пору миловать,
Не умел же он,
Ласков солнышко,
С умом жаловать,
А теперь меня
Не видать ему
Во ясны очи».
И выдергивал
Одихмантьевич
Из кровавых
Да из раночек
Листья маковы.
Сам Сухмантьюшка
Приговаривал:
«Потеки, Сухман,
Ах Сухман река,
От моей крови
От горячией,
От горячией
От напрасные».
ТРЕТЬЯ КНИГА
* № 30 (рук. № 4)
ЛИСИЦА
Одна лисица попалась в капкан, оторвала себе хвост и убежала. Ей было стыдно, и она захотела научить других лисиц сделать то же, чтобы ей не одной стыдно было. Она созвала лисиц и стала их уговаривать, чтобы отрубили хвосты. Она говорила, что хвост неприятно [?] и что совсем это лишняя и ненужная тяжесть. Тогда одна из лисиц сказала ей: Если б с тобой самой этого не случилось, ты бы нам этого не советовала.
Бесхвостая лисица ничего не сказала и ушла прочь.
* № 31 (рук. № 4).
ОЛЕНЬ
Оленю случилось сойти к ручью напиться. Он увидел по воде свою тень, и он радовался на свои рога, на то, что велики и развилисты. А глядя на ноги свои — печалился. Они ему казались и жидки и слабы. Еще пока он рассуждал, выскочил лев и погнался за ним. Олень пустился скакать и стал уходить. Пока было чистое поле, олень убегал, но как пришло место лесное, олень запутался рогами за кусты, не мог вырваться, и лев схватил его. Как пришло погибать оленю, он и сказал себе: Эх, я горемычной! На кого думал — изменят, те бы спасли меня,[147] а на кого надеялся, от тех пропал.
** № 32 (рук. № 4).
СОБАКА И ВОЛК