Полное собрание сочинений. Том 26

Съ этого дня началось мое сумашествіе постоянное. Я называю его постояннымъ потому, что хотя и бывали періоды здороваго состоянія, я въ здоровомъ состояніи чувствовалъ страданіе. Я вернулся домой счастливый и веселый, <но во время моего отсутствія пріѣхалъ къ намъ шуринъ съ женою. Я вошелъ въ переднюю и первое, что услыхалъ — это громкій голосъ жены>. Со мной отъ самой церкви шло трое нищихъ: одна старушка, давно странствующая. Она по дорогѣ попала въ церковь. Солдатъ старикъ николаевскій и мальчикъ сирота. Я ихъ всѣхъ пригласилъ къ себѣ, чтобы вопервыхъ накормить, а потомъ одѣть и оставить даже у себя, если они захотятъ. ³⁶Я пришелъ въ переднюю. Нищіе мои остановились у двери, снявъ шапк[и]. Мнѣ самому въ первую минуту показалось, что это такъ надо. Но я вспомнилъ Е[вангеліе], то, что мы братья, и я преодолѣлъ ложный стыдъ, который удерживалъ меня, и ввелъ ихъ въ переднюю.

— Войдите, войдите, сейчасъ, — говорилъ я, еще болѣе испытывая ложный стыдъ, когда они вошли въ переднюю. — Сейчасъ я дойду къ женѣ, узнаю, спрошу.

Я пошелъ въ ³⁷свой кабинетъ, но тутъ

ВАРИАНТЫ К «ХОЛСТОМЕРУ».

*№ 1.

<съ уходящаго Васьки, пошелъ къ дому. Проходя мимо господскаго манежа, онъ ³⁸остановился, долго смотрѣлъ на вычурный уже состарѣвшійся расписной фронтонъ, который онъ видѣлъ уже болѣе 30 лѣтъ, потомъ снялъ шляпу, почесалъ голову, опять надѣлъ шляпу, покачалъ головой и усы и борода раздвинулись отъ недоумѣвающей не то укоризненной, не то насмѣшливой улыбки. Чудно! и онъ еще засмѣялся и еще покачалъ головой, при чемъ шляпа попала на мѣсто.

Между тѣмъ> все выше и выше поднималось небо.

*№ 2.

<На варкѣ же, какъ только спустили его съ оброти, онъ прошелъ подальше отъ толпы молодежи по за столбами въ свой привычный уголъ и отставивъ ногу опустилъ голову.

— Что, взялъ, старая дрянь, сволочь, — заговорили кобылки. — Тоже кусаться, мужикъ сиволапый, Богъ знаетъ откуда взятъ, родился отъ мужички изъ сохи и гдѣ нибудь на задворкѣ и меня, Сметанкину правнучку смѣетъ... Скотина! — Меринъ не отвѣчалъ и только переставилъ ногу. — И мать то его свинья какая нибудь была, а не лошадь и отецъ не одинъ можетъ быть.....

— Нѣтъ! это слишкомъ, — вдругъ вскричалъ пѣгой. — Я не хотѣлъ говорить, но ежели ужъ вы семейство мое хотите позорить, я долженъ говорить, я не могу молчать...

Кобылки засмѣялись было.

— Смотри, смотри, какъ расходился.

— Молчать!! — крикнулъ пѣгой, величественно вскинувъ голову и отдѣливъ хвостъ. — Съ кѣмъ вы говорите, дрянь. Вы сволочь! Кто я, вы хотите знать?

— Да.

— Такъ знайте же.

Кобылки притихли. Что-то было повелительное и величавое въ звукахъ и движеньяхъ старика.

— Кто тотъ, на комъ возятъ воду и загоняютъ васъ, кто тотъ, у кого нѣтъ цѣлаго мѣста на спинѣ, уши прорваны, копыты обиты, ноги поломаны, кто тотъ, у кого нѣтъ ни друга, ни защитника, ни между вами, ни между [людьми], кто тотъ, чья участь хуже участи собаки, кто посмѣшище и чучела для всякой дѣвчонки? Кто я? — Да я былъ лошадь, я былъ силенъ, былъ счастливъ и любимъ.

— Да кто же ты? что такъ кричишь, шута изъ себя дѣлаешь? — проговорила приподнимая голову старая жеребая кобыла, улегшаяся на соломѣ.

— Шута? Да. — Все больше и больше разгорячаясь прокричалъ меринъ. — Кто я? — Онъ долго помолчалъ и на варкѣ все затихло. — Я Хлостомѣръ, — проговорилъ онъ внятнымъ и Мочаловскимъ шопотомъ.

Со всѣхъ сторонъ зашевелилось по соломѣ и головы столпились подъ навѣсомъ около стараго мерина.

— Да, я Хлостомѣръ, друзья мои! — повторилъ меринъ тронутый и смягченный ³⁹выраженьемъ удивленія и раскаянья, отразившагося на всемъ табунѣ и всѣмъ сообщившагося. — Да, я знаменитый пѣгой, сынъ Добраго 1-го и Телки, — сказалъ [онъ], — я любимецъ Его, я тотъ, котораго отъыскиваютъ и не находятъ охотники. — Хотя и было въ тонѣ и словахъ мерина такая сила убѣжденія, что невольно толпа съ перваго мгновенія повѣрила ему, но во вторую за тѣмъ минуту явилась тѣнь сомнѣнія и многія оглянулись на старую, съ обсыпанной гречкой головой, старую Вязопуршу, дочь Добраго 2-го, <слѣдовательно кузину Хлостомѣра>, которая медленно волоча ноги, услыхавъ общее движенье <и слова ⁴⁰Хлостомѣра>, подходила къ нему.

— Ты Хлостомѣръ, — проговорила она дрожащимъ голосомъ. — Боже! И какъ я любила тебя и какъ ты хорошъ былъ. Да это онъ. Но ужасно!

— И ты какъ перемѣнилась, — сказалъ Х[лостомѣръ], — я не хотѣлъ открываться, зачѣмъ будить сладкія, невозвратимыя воспоминанія. Я любилъ тебя. — Они ближе подошли другъ къ другу и перегнувъ шеи другъ за друга долго чесали холки и въ глазахъ у нихъ были слезы. ⁴¹Остальные молчали. Когда прошла первая радость и испугъ свиданья, Вязопурша подняла голову и спросила, какъ спрашиваютъ кобылы, чтобы онъ разсказалъ ей все, что дѣлалъ съ тѣхъ поръ, какъ они не видѣлись.

— Цѣлая жизнь не разсказывается въ двухъ словахъ, — грустно улыбаясь отвѣчалъ Хлостомѣръ, — но мнѣ спать не хочется и я разскажу тебѣ въ общихъ чертахъ.....

— Нѣтъ, все, все разскажи, — отвѣчала она.