Но работа над второй редакцией «Послесловия» протекала у Толстого с большим трудом. В дневнике под 29 и 30 января он записывает: ,,Все эти дни тщетно пытался писать послесловие к «Крейцеровой сонате»“. На следующий день он пишет Черткову: «Не знаю, напишу ли послесловие. Хочу, но не знаю» (AЧ). 3 февраля в дневнике записано: «Встал рано, пришла ясная мысль о послесловии, но не писалось». В тот же день там же отмечено: «Писал послесловие. Мысли верные, но нет энергии писать». На следующий день, 4 февраля, Толстой уехал на несколько дней в Пирогово к брату и там продолжал работу над «Послесловием». В дневнике в этот день записано: «Много хорошего думалось к послесловию. Записал в книжечке».
[369]5 февраля там же следующая запись: «Всё утро бился с «Послесловием». Да, в евангелии нет указания на брак, есть отрицание его, есть противодействие разврату вожделения и развода для тех, которые уже находятся в браке, но учреждения брака, как говорит это церковь, нет и помина. Ничего, кроме нелепого чуда Каны, которое утверждает брак столько же, сколько посещение Закхея утверждает собирание податей». [370]Большую часть февраля Толстой проболел, и зa это время в его дневнике — неоднократные жалобы на свое бездействие и на то, что писание у него не идет. 24 февраля, наконец, он записывает в дневник: «Пробовал писать послесловие». Вероятно, тут идет речь об отделке и дополнении ранее написанного. Между тем Чертков в письме от 4 марта вновь настойчиво просил Толстого окончить набросанное ранее «Послесловие». Вскоре после этого Толстой получил от некоего В. П. Прохорова письмо, датированное 6 марта и посланное в двух экземплярах — один в Ясную поляну, другой в Москву (корреспондент не знал точно тогдашнего местопребывания Толстого). В этом письме Прохоров писал следующее:
«Прочитав «Крейцерову сонату», автор которой, как мне сказали, вы, я не мог хорошенько уяснить себе тех соображений, которые там высказываются относительно брака. Между тем этот вопрос в настоящую минуту для меня весьма интересен и даже важен. Поэтому я хотел бы вас просить, не будете ли вы так любезны письменно сообщить мне основную мысль этой повести с краткими пояснениями или же поручить сделать это кому-нибудь из своих близких. Этим вы окажете мне громаднейшую услугу, которая, быть может, существенным образом отразится на всей последующей моей жизни. Хотя свободного времени у вас, вероятно, очень мало, я всё-таки решаюсь беспокоить вас своей просьбой, в надежде, что вы не откажетесь исполнить ее именно в виду той пользы, которую окажете мне своим ответом. Если вы сочтете почему-либо бесполезным отвечать мне, то, во всяком случае, усердно прошу вас — напишите мне про это, чтобы я знал, почему не получаю ответа. Я сознаю, что не имею решительно никакого права даже и просить у вас ответа, но надежда на то, что этот ответ даст, быть может, совершенно другое направление моей жизни, заставляет меня делать это» (АТ).
В связи с получением этого письма Толстой записал в дневник под 11 марта: «Думал о послесловии в форме ответа на письмо Прок.
[371]1) Не могу ответить, как вам итти в Москву, не зная, где вы. 2) Есть три положения, и с первого не видно того, что видно со 2-го, а со 2-го не видно того, что видно с 3-го, с 3-го же видно и то, что видно со второго и с первого. Не могу я близорукому дать впереди точку направления, которую я вижу, но он не видит. Цель — 1) сам, 2) люди, 3) Бог. Беда думать служить Богу, людям, когда все силы души направлены на служение себе, и думать служить Богу, когда все силы души направлены на служение себе и людям. Надо не итти выше требований своего сознания и не ниже». Еще раньше, под 8 марта, в дневнике записано: «Читал Лескова, письма. Много о «Крейцеровой сонате». Спрашивают: чт`o же следует. Надо послесловие, а не могу».Видимо, вскоре после этого Толстой начерно набросал «Послесловие в форме ответа Прохорову (рукопись № 7, текст ее напечатан на стр.425—427)». 14 марта 1890 г. М. Л. Толстая писала В. Г. Черткову о работе отца: «Он всё хочет писать послесловие, но не соберется с силами. Он хочет ответить одному человеку, который спрашивает его, какая основная мысль «Крейцеровой сонаты», и это то письмо, вероятно, и будет послесловие» (AЧ). Но, вероятно, потому, что эта — третья редакция статьи по своему изложению носила характер специфически личного обращения, Толстой не закончил ее и отбросил, использовав высказанные в ней мысли при последующих попытках писать послесловие. На письмо Прохорова Толстой сам, очевидно, не ответил, но, судя по тому, что на обоих экземплярах этого письма рукой М. Л. Толстой сделана пометка «отвечено», ответ адресату, по поручению Льва Николаевича, был написан М. Л. Толстой. Под 16 марта в дневнике записано: «Утром попытался писать послесловие — не пошло».