Полное собрание сочинений. Том 27.

Ср. рук. № 6, л. 20 об.: «Я стал тем, что называется блудником. Быть блудником есть физическое состояние, подобное состоянию пьяницы. Пьяницу тянет выпить, ему вода неприятна даже. Как морфинист, пьяница, курильщик уже ненормальный человек, так и человек, познавший нескольких женщин для своего удовольствия, уже не нормальный, а испорченный навсегда человек — блудник. Как пьяницу можно узнать тотчас же по лицу, точно так же и блудника. Пьяница может воздерживаться, бороться, но уже никогда он не может свободно относиться к предлагаемым напиткам, точно так же и блудник: он может воздерживаться, бороться, но простого, ясного, чистого отношения к женщине, братского, у него уж никогда не будет. По тому, как человек взглянет, оглядит молодую женщину, сейчас можно узнать блудника, и я стал блудником и остался таким».

297

т.е. Позднышев поехал в уезд и внезапно вернулся.

298

Ср. рук. № 9, л. 76: «Да, надо понять настоящее значение, что слова Евангелия Мф. V, 28, о том, что «всякий, кто смотрит на женщину с похотью, прелюбодействует», относятся не к одной посторонней, а преимущественно к своей жене».

299

Эта запись в рукописях не находит себе соответствия.

300

«Толстовский музей», т. II. Переписка Л. Н. Толстого с H. Н. Страховым. 1870—1894. С предисловием и примечаниями Б. Л. Модзалевского. Изд. о-ва Толстовского музея. Спб. 1914, стр. 391.

301

Ср. рук. № 10, л. 7: «Что же тут странного? По всем учениям церковным придет конец мира, по всем учениям научным неизбежно то же самое. Что странного? По учению нравственному неизбежно то же самое».

302

Автографического текста, развивающего эту запись, не сохранилось, но в копиях, в соответствии с этой записью, читается: «Ужас этого сознания я помню и потому заключаю и даже вспоминаю смутно, что, воткнув кинжал, я тотчас же вытащил его, желая поправить сделанное и остановить». Эта фраза без изменения вошла в восьмую и девятую редакции повести.

303

Здесь речь идет о письмах Черткова от 27 и 28 октября. В них Чертков сообщал о своем впечатлении от повести, прочитанной им по черновой рукописи. В первом письме Чертков указывает на то, что рассуждения и мысли Позднышева о половом вопросе слишком вплетены в самое повествование его о том, как он убил жену, вследствие чего повествование теряет в живости и естественности, а рассуждения стесняются необходимостью не быть слишком подробными и обстоятельными, чтобы не противоречить характеру и состоянию рассказчика. Чертков рекомендовал сосредоточитьвсе рассуждения Позднышева о половой жизни в первой части повести, так чтобы они изредка прерывались вопросами, одобрениями или возражениями со стороны слушателя, во второй же части, по мнению Черткова, Позднышев, в подтверждение своих взглядов, должен был рассказать свою жизнь и то, как он убил жену, не вдаваясь ни в какие теоретические размышления о брачной жизни. Далее Чертков рекомендует в заключение в какой-либо форме дать более всестороннее освещение вопроса (АТ). Во втором письме Чертков рекомендует показать дальнейший духовный рост личности Позднышева и пробуждение в нем истинного христианина (АТ).В ответ на эти письма Толстой писал Черткову: «Ваши фантазии и критики, особенно в первом письме, все справедливы. Спасибо за них, я хочу воспользоваться ими. Я даже начал писать послесловие, ответ на вопрос: что думает сам автор о предмете рассказа. Я бы желал написать это. Как Бог даст» (AЧ).

304

Хранится в ГТМ (архив Т. А. Кузминской).

305

Об этом см. еще письмо Н. Н. Страхова к Толстому от 6 ноября 1889 г. («Толстовский музей», т. II, стр. 394—397) и А. Ф. Кони. «На жизненном пути», т. 2, Спб 1912, стр. 8.

306

«Толстовский музей», т. II, стр. 397. Страхов в своем письме, давая очень высокую общую оценку повести, сделал по поводу ее критические замечания, смысл которых сводится к следующему. Форма рассказа от лица героя очень связывает автора, а у слушателя являются вопросы — кто собеседник, почему рассказчик долго не приступает к делу, а ведет рассуждения об общих вопросах. Неясно далее, видит ли себя Позднышев в истинном свете и сломлен ли его эгоизм, или он остается до конца нераскаявшимся. Развязка происходит слишком быстро после того, как появляется музыкант. Поэтому герой кажется человеком не вполне нормальным и непомерноревнивым, тогда как он человек обыкновенный и к тому состоянию, которое привело его к убийству, пришел постепенно. Длинные рассуждения, предшествующие рассказу об убийстве, глубокие и важные сами по себе, теряют силу от ожидания, в котором находится слушатель. Их следовало бы распределить между отдельными эпизодами, которые однако не мог продолжительно рассказывать убийца, больше всего занятый последним эпизодом — убийством. Вместе с тем Страхов приходит в восхищение от богатства содержания повести, особенно от рассуждений о докторах, о музыке, о детях, об абсолютном половом воздержании. (Ibid., стр. 395.)

307

И. И. Горбунова.

308

[кривотолков]

309