Полное собрание сочинений. Том 3. Произведения 1852–1856 гг.

Кто сказалъ, что самоубiйство неестественный и противузаконный поступокъ? Сознаніе моей погибели и моральныя страданія, все равно, только дольше, убили-бы меня. Отчего же не дурно убить себя моральными страданіями, а дурно убить пулей? Разв не все равно, и разв не могли моральныя страданія дойдти до такой степени, что я не могъ не убить себя.

Во всякомъ страданіи есть моменты облегченія; тутъ я никогда не терялъ сознанія своей погибели. – Я страдаю безъостановочно, невыносимо. Ежели-бы душа могла безъ посредства тла уничтожить себя, я давно не существовалъ бы уже.

Я не чувствую ни малйшаго страха смерти, я боюсь только ошибиться, боюсь найдти будущую жизнь съ воспоминаніями и раскаяніемъ. – Ежели бы я зналъ, что вмст съ тломъ, я убиваю совсмъ, навсегда свою душу, рука бы моя не дрогнула. —

* № 7.

Когда я опомнился посл тяжелой минуты униженія, я пробовалъ опять здить въ свтъ, <куда меня принимали еще>. И никогда не забуду тяжелаго и вмст отраднаго впечатлнія, которое произвелъ на меня его ошибочный взглядъ на мое положеніе. Княгиня Ртищева сказала мн: тебя надо представить Графин В..... ты непремнно будешь отъ нее безъ ума. И, надюсь, она будетъ этому очень рада <имть лишняго угодника такого какъ ты>, a вдь ничто такъ не формируетъ молодёжь… Князь Воротынцовъ спросилъ у меня, какъ вещь самую обыкновенную, хочу-ли я быть представленнымъ ко двору? – Они врно не могли вообразить, что человкъ, съ которымъ они говорили, существо уже сошедшее до послднихъ степеней низости, что для него больно и дико слушать такiя рчи; однако ихъ слова подняли меня въ собственномъ мнніи. И что-жъ? сколько я не старался удержаться на этой высот, я снова спускался въ грязную сферу, которая одна была уже моей сферой, въ которой мн было покойно, легко и свободно.

Я пробовалъ перечитывать то, что прежде давало какое-то сотрясеніе моей душ и вызывало благородныя мысли; я только плакалъ надъ самимъ собой, надъ воспоминаніемъ о всемъ томъ, что я потерялъ. – Я пробовалъ распредленіе дня, какъ длывалъ въ старину; но ничто не занимало меня, и опредленія воли, основанныя на воспоминаніяхъ, а не на наклонностяхъ, были безсильны. – Я пробовалъ снова вести франклиновскій журналъ пороковъ и каждый вечеръ разсматривать свои поступки и объяснять себ причины тхъ, которые были дурны. «Тщеславіе, лнъ, тщеславіе».

_____________

КОММЕНТАРИИ

ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ «НАБЕГА».

С 30 мая 1851 г., дня приезда Толстого в станицу Старогладковскую, и до 19 января 1854 г., когда он выехал обратно в Ясную поляну, продолжалось его пребывание на Кавказе.

Как писатель, он работал здесь над богатым запасом привезенных с собою воспоминаний из помещичьей жизни и над новыми материалами, которые дали ему природа и люди Кавказа.

Кавказские впечатления были использованы Толстым для такой крупной вещи, как «Казаки», писавшейся с перерывами более десяти лет, легли в основу ряда мелких и сравнительно быстро написанных произведений, – «Набег», «Рубка леса», «Разжалованный» («Встреча в отряде»), связанных, главным образом, с жизнью русской военной среды на далекой окраине, или остались лишь в области замыслов, едва намеченных в дневнике да эпизодически вкрапленных в военные рассказы. Такова, например, «драматическая и занимательная история семейства Джеми». Она была рассказана Толстому его приятелем Балтой, отмечена в дневнике (31 марта 1852 г.), как «сюжет для кавказского рассказа», но лишь мельком отразилась в работе над «Набегом».

Последний рассказ и начинает собою серию собственно-кавказских рассказов.

В основе его лежат впечатления, полученные Толстым от жизни в военной среде и от личного его участия в военных действиях на Кавказе.

Официально Толстой стал военным в начале 1852 г. 3 января он выдержал экзамен на юнкера при штабе кавказской артиллерийской бригады, получил чин фейерверкера 4 класса и предписание ехать к своей батарее, а 13 февраля положение Толстого, как военного, было окончательно оформлено: этим числом помечен приказ о зачислении его на военную службу фейерверкером 4 класса в батарейную № 4 батарею 20-й артиллерийской бригады (см. В. П. Федоров. «Лев Николаевич Толстой на военной службе», – «Братская помощь» 1910, 12, стр. 37-42).

Но еще до этого Толстому пришлось участвовать в военных действиях. В середине 1851 г. он, как волонтер, был в набеге русского отряда на горные аулы, произведенном под начальством кн. Барятинского. «Был в набеге», – записал он в дневнике под 3 июля 1851 г. – Тоже действовал нехорошо: бессознательно и трусил Барятинского».