<Нехлюдовъ жилъ въ Москв и жилъ на большой роскошной квартир съ нянюшкой51 и двумя прислугами: поваромъ и буфетнымъ мужикомъ, только потому, что онъ жилъ такъ при матери. Но роскошная и праздная жизнь эта въ Москв была совсмъ не по его вкусамъ. Но въ первое время посл смерти матери онъ ничего не предпринимал, а потомъ онъ не усплъ оглянуться, какъ жизнь эта стала ему привычной, и у него установились съ семействомъ Кармалиныхъ т тонкія и напряженныя отношенія, которыя удерживали его теперь въ Москв. Сначала Кармалины утшали его. Ему даже пріятно было, какъ они преувеличивали представленіе о его гор, но ему нельзя было отказываться отъ тхъ чувствъ, которыя ему приписывали. Потомъ эти утшенія такъ сблизили его съ ними,52 что онъ чувствовалъ себя уже теперь чмъ то связаннымъ съ ними и не могъ прекратить этихъ отношеній и ухать изъ Москвы. А между тмъ онъ много разъ говорилъ себ, что только жизнь матери заставляла его жить такъ, какъ онъ жилъ, но что когда ее не будетъ, онъ измнитъ всю свою жизнь. Но вотъ она уже три мсяца умерла, а онъ жилъ по прежнему. У него ужъ давно были планы на совсмъ другую дятельность и жизнь, чмъ та, которую онъ велъ теперь. <Какъ ни больно ему было признаваться себ въ этомъ, жизнь матери, съ которой его связывала самая нжная любовь, была ему препятствіемъ для осуществленія53 этихъ плановъ. Мать имла очень опредленный идеалъ того положенія, котораго она желала ему.> Онъ долженъ былъ, по понятіямъ матери, жить въ кругу своего исключительнаго, всхъ другъ друга знающаго высшаго русского общества, среди котораго онъ былъ рожденъ: долженъ былъ имть для этаго т средства, которыя онъ имлъ, именно около 10 тысячъ дохода, долженъ былъ служить и современемъ занять видное, почетное мсто на служб, долженъ былъ во всемъ, въ своихъ привычкахъ, одежд, манерахъ, способ выраженія выдляться изъ толпы, быть distingué54 и вмст не долженъ былъ ничмъ выдляться: ни убжденіями, ни врованіями, ни одеждой, ни говоромъ отъ людей своего круга; главное, долженъ былъ въ томъ же исключительномъ кругу жениться и имть такую же семью. Онъ же желалъ совсмъ другаго. Съ самыхъ первыхъ лтъ юности, съ университета, сынъ сталъ нападать на исключительность свта и, какъ реакція противъ стремленій матери, сдлался, какъ говорила покойница Елена Ивановна, совершенно краснымъ, сближался съ товарищами, фамиліи которыхъ Нехлюдова никогда не могла помнить и которые въ гостинной разваливались и ковыряли въ носу пальцами, а за обдомъ или садились слишкомъ далеко, или клали локти на столъ и держали какимъ то необыкновеннымъ манеромъ вилки и ножи запускали себ въ ротъ по самые черенки. Но это бы все ничего, но въ это время Дмитрій Нехлюдовъ прочелъ сочиненіе Henry George «Social problems», потомъ его «Progress and poverty» и ршилъ что George правъ, что и владніе землей есть преступленіе, что владть землей также вредно, какъ владть рабами, и ршилъ, что надо отказаться отъ владнія землей. Во многомъ Елена Ивановна уступала55 сыну, во многомъ уступалъ и онъ. Мать уступила въ томъ, что позволила ему вытти изъ университета, изъ котораго онъ ршилъ вытти, убдившись, что въ немъ преподаютъ не то, что истинно, а то, что соотвтствуетъ нашему положенію вещей, – и похать за границу; въ томъ же, что сынъ хотлъ отдать свое небольшое доставшееся отъ отца имнье крестьянамъ, сынъ долженъ былъ уступить матери и не длать этого распоряженія до совершеннолтія.
За границей, куда Нехлюдовъ похалъ для укрпленія себя въ своихъ мысляхъ о преступности землевладнія, онъ56 нашелъ тамъ тоже, что и въ Россіи: совершенное замалчиваніе, какъ ему казалось, самаго кореннаго вопроса и неумныя разсужденія о 8-мичасовомъ дн, страхованіи рабочихъ и тому подобныхъ мрахъ, не могущихъ измнить положенія рабочаго народа. Разочаровавшись въ надежд получить подкрпленіе своимъ мыслямъ въ Европ, онъ хотлъ хать въ Америку, но мать упросила его остаться. Тогда Нехлюдовъ заявилъ, что онъ займется философіей въ Гейдельберг. Но профессорская философія не заняла его, и онъ ухалъ57 въ Россію и, къ огорченію матери, ухалъ къ тетушкамъ и хотлъ поселиться у нихъ, чтобы писать свое сочиненіе. Въ это время мать выписала его къ себ въ Петербургъ. Здсь Нехлюдовъ сошелся съ товарищемъ дтства гр. Надбокомъ, кончившимъ уже курсъ и поступившимъ въ гвардейскій полкъ, и съ нимъ вмст и его друзьями, забывъ вс свои планы пропаганды и воздержной жизни, весь отдался увеселеніямъ молодости.
Мать смотрла на его петербургскую жизнь не только сквозь пальцы, но даже съ сочувствіемъ. «Il faut que jeunesse se passe, he is sowing his wild oats»,58 говорила она и, чуть чуть поддерживая его въ расходахъ, все таки платила его долги и давала ему денегъ.
Но онъ самъ былъ недоволенъ собой, и, узнавъ ужъ радость жизни для духовной цли, онъ не могъ уже удовлетвориться этимъ петербургскимъ весельемъ.