Полное собрание сочинений. Том 33

Марья Павловна, несмотря на свою красоту и привлекательность, была такъ неприступна, что, несмотря на то, что вс мущины любили ее, даже и рабочій Кондрашевъ, немножко больше и иначе, чмъ они любили другъ друга, вс ожидали отъ нея украшенія общей ихъ жизни, но никто не ожидалъ отъ нея любви. Ранцева, несмотря на то, что была еще привлекательна какъ женщина, думала только о своемъ муж, который долженъ былъ пріхать къ ней, и была также свободна отъ любви, какъ и Марья Павловна. Въ это общество попала и Маслова. Сначала ее дичились, въ особенности изъ за Нехлюдова, который во всхъ возбуждалъ недовріе, но скоро полюбили ее и его. По отношенію къ ней, именно потому что знали ея прошедшее, вс мущины держались особенно осторожно, чтобы не оскорбить ее, и первое время она не вызвала новыхъ романическихъ осложнений, но на вторую недлю обозначилось особенное отношеніе Вильгельмсона къ Масловой, которое всхъ удивило сначала, но потомъ не могло не быть принято какъ совершившійся фактъ. Вильгельмсонъ, двственникъ, врагъ женщинъ, былъ влюбленъ и не скрывалъ этого.

Примирило его съ этими людьми въ особенности то, что онъ не нашелъ въ нихъ ничего того кровожаднаго, жестокаго, которое онъ предполагалъ въ нихъ посл всхъ убійствъ, предшествовавшихъ 1-му Марта и посл самаго 1-го Марта.

Правда, въ теоріи среди нихъ было признано, что иногда можетъ встртиться необходимость убійства, но вс они,³⁹⁸ зa исключеніемъ добродушнйшаго Новодворова и Вры Ефремовны, считали это ужасной необходимостью и говорили, что ни за что не примутъ участія въ такомъ дл. Такъ что въ общемъ они не только не были кровожадны, но, напротивъ, очень кроткіе люди. Упрекъ самоувренности, желанія перестроить по своему общество, который Нехлюдовъ прежде длалъ имъ, тоже, онъ призналъ теперь, былъ несправедливъ. Лучшіе изъ нихъ, большинство ихъ, особенно женщины, такова была Марья Павловна, были движимы не желаніемъ что либо измнить и устроить, но только однимъ сознаніемъ несправедливости, жестокости правительства, мучающаго, запирающаго, вшающаго, и желаніемъ стать на сторону страдающихъ, помогать имъ и, если нельзя, то по крайней мр страдать вмст съ ними. Это былъ главный мотивъ, и Нехлюдовъ не могъ не сочувствовать ему. Онъ самъ хотлъ теперь того же. Особенно памятенъ былъ Нехлюдову одинъ вечеръ на этап, который онъ весь провелъ, благодаря разршенію офицера, съ политическими и на которомъ онъ, во 1-хъ, понялъ вполн жестокость политическихъ и, во 2-хъ, убдился, что въ Масловой произошелъ тотъ переворотъ, котораго онъ желалъ и на который не смлъ надяться.

** № 109 (кор. № 27).

Странно сказать, самые тяжело наказанные изъ нихъ ничего другаго не имли въ виду, какъ только распространеніе въ народ ясныхъ и здоровыхъ понятій объ его, народа, положеніи. Мечта ихъ, и то самыхъ опасныхъ по понятію правительства — Новодворова и Кондрашева, состояла въ томъ, чтобы составить народную партію. О томъ же, какъ эта народная партія измнитъ существующiй порядокъ, постоянно происходили споры. Одни утверждали, что это сдлается черезъ представительство — это были самые умренные, другіе, что это сдлается само собой, всмъ народомъ, когда онъ будетъ просвщенъ и освобожденъ, третьи, какъ Набатовъ и Вра Ефремовна, утверждали, что для этаго, главное, нужно разрушить теперешнее устройство, а для того есть только средство: терроръ, т. е. убійство самыхъ вредныхъ правительственныхъ лицъ. Хотя нкоторые и не согласились съ тмъ, что разрушеніе существующаго порядка можетъ быть достигнуто убійствами, какъ 1-ое Марта, вс, кром одной Марьи Павловны и Вильгельмсона, отрицавшихъ всякое убійство, признавали убійство шефовъ жандармовъ, царей, генераловъ, губернаторовъ необходимымъ и законнымъ, точно также, какъ признавалось правительственными лицами необходимымъ и законнымъ не только убійство на войн, но и убійство — повшеніе, разстрляніе — всхъ враговъ правительства. Вс эти люди находились въ открытой постоянной войн съ правительствомъ, и не изъ мести, хотя, посл ужасныхъ жестокостей, производимыхъ надъ ними, въ нихъ могло бы возникнуть чувство мести, но только потому, что, если они убивали, то они длали необходимое дло, выкупаемое страшной опасностью, которой подвергался длающій, и потому дло хорошее, достойное восхваленія и уваженія установившимся среди нихъ общественнымъ мнніемъ, въ которомъ жестокость убійства совершенно была скрыта и незамтна, какъ она была скрыта и незамтна для солдатъ на войн, только гораздо боле скрыта, потому что мотивы были выше — благо народа, рискъ былъ больше, и лица, подлежащiя убійству, были наврное дурные и длали дурное уже по тому мсту, которое они занимали.