Полное собрание сочинений. Том 33

Знакомы и дружны были семьи Кармалиныхъ и Нехлюдовыхъ уже давно — дружны были матери и дти, когда-то были на ты и играли вмст, т. е. такъ, какъ могли играть вмст мальчикъ 14 лтъ съ 8-лтней двочкой. Потомъ они жили въ различныхъ городахъ и рдко видлись. Только въ ныншнемъ 18..⁴⁵ году они опять сблизились. Кармалины, какъ всегда, жили въ Москв, а Нехлюдова мать провела этотъ послдній годъ своей жизни тоже въ Москв. Сынъ жилъ съ нею. Тутъ то во время болзни и смерти матери и посл нея и установились между Дмитріемъ Нехлюдовымъ и Алиной Кармалиной эти предшествующіе обыкновенно браку близкія и тонкія отношенія. Мать Нехлюдова желала этаго, также и Кармалины. Больше же всхъ желала этого Алина. Она говорила себ, что она никого такъ не любила, какъ Дмитрія Нехлюдова,⁴⁶ и, если бы была мущина, уже давно сдлала-бы ему предложеніе. Началось это для нея съ того, что она взялась за то, чтобы во что бы то ни стало ap[p]rivoiser, niveler,⁴⁷ какъ она выражалась, и исправить Нехлюдова, исправить не въ томъ смысл, чтобы освободить его отъ пороковъ, — она, напротивъ, считала его слишкомъ добродтельнымъ, — но снять съ него его странности, наросты, крайности, удержавъ его хорошее, снять съ него лишнее, нарушающее изящество и гармонію. И она своей легкой рукой усердно принялась за это дло и не успла оглянуться, какъ въ процесс этаго занятія она влюбилась въ него такъ наивно и опредленно, что ей, двушк,⁴⁸ отказавшей 4 прекрасныя партіи и ршившей не выходить замужъ и вполн отдаться искусству — музык, которую она дйствительно любила и въ которой была необыкновенно способной, — такъ влюбилась, что ей, 28 лтней двушк, страшно становилось за себя, страшно за то, что онъ не полюбитъ ее такъ, какъ она полюбила его.⁴⁹

Со времени смерти матери его прошло уже 3 мсяца. Потеря эта, которая для него была очень чувствительна, не могла быть причиной его молчанія. Онъ, очевидно, дорожилъ отношені[ями] съ нею, но не высказывалъ. И это мучало ее. Онъ же не высказывалъ по двумъ кажущимся противорчивымъ причинамъ. 1-я то, что онъ не настолько любилъ ее, чтобы ршиться связать свою свободу, 2-я то, что онъ, 34-лтній человкъ, съ далеко нечистымъ прошедшимъ, и человкъ, до этихъ лтъ ничмъ не проявившій себя, ничего не сдлавшій, считалъ себя вполн недостойнымъ такой чистой, изящной и даровитой двушки. Онъ не ршался сдлать предложенія и потому, что колебался еще въ душ, и потому, что боялся, что ему откажутъ.

— Сейчасъ, сейчасъ отвчу, няня, — сказалъ Нехлюдовъ, читая письмо.

В письм было сказано: «Исполняя взятую на себя обязанность вашей памяти, напоминаю вамъ, что вы нынче, 22 Апрля, должны быть въ суд присяжнымъ и потому не можете никакъ хать съ нами и Колосовымъ въ Третьяковскую галерею, какъ вы, съ свойственнымъ вамъ легкомысліемъ, вчера общали; à moins que vous ne soyiez disposé à payer les 300 roubles, comme amende⁵⁰ за то, что не явитесь во время. Я вспомнила это вчера, какъ только вы ушли».

«Ахъ! и то правда. А я совсмъ забылъ», вспомнилъ Нехлюдовъ. И улыбаясь прочелъ еще разъ записку, вспоминая все то, о чемъ были въ ней намеки. «Точно, нынче 22, и надо хать въ судъ. Какъ это я забылъ». Онъ всталъ, подошелъ къ письменному столу, вынулъ ящикъ, въ которомъ въ безпорядк валялись бумаги, папиросные мундштуки, фотографіи, и, порывшись въ немъ, нашелъ повстку. Дйствительно, онъ былъ назначенъ присяжнымъ на 22, нынче. Онъ взглянулъ на бронзовые часы — было ¹/₄ 10. Въ повстк же сказано, чтобы быть въ суд въ 10.

Вернувшись къ столу, на которомъ былъ накрытъ кофей, онъ налилъ себ полчашки кофе, добавилъ кипяченымъ молокомъ и, опустивъ калачъ, началъ читать другое письмо. Другое письмо было заграничное: изъ Афонского монастыря къ благодтелю съ просьбой пожертвовать. Онъ съ досадой бросилъ это письмо и взялся за третье. Третье было изъ Рязани, и почеркъ былъ незнакомый, писарскій и малограмотный. Письмо было отъ Рязанскаго купца, предлагавшего на слдующій срокъ взять въ аренду его землю, 800 десятинъ Раненбургскаго узда, которая уже 5 лтъ находилась въ аренд у этого купца.