Полное собрание сочинений. Том 33

Последняя запись несомненно относится к тексту первых четырех листов рукописи № 3 (см. варианты, стр. 19—22). Здесь повести дано уже заглавие — «Воскресение», и оно удерживается на протяжении всей дальнейшей работы над ней, несмотря на то что в ближайших упоминаниях о ней она попрежнему именуется Толстым «Коневской повестью». Намерение начать повесть с сессии суда здесь выполнено, однако не вполне. Повесть начинается с характеристики ее героя, после которой следует фраза: «В таком настроении он 3-го апреля поехал в Окружный суд». На ней обрывается второе начало повести. Дальше, очевидно, должен был следовать рассказ о суде над Катюшей. Фамилия героя, как и в окончательном тексте, Нехлюдов, но имя его пока не Дмитрий, а Аркадий. Нехлюдов, как известно, фигурирует еще ранее в «Отрочестве», «Юности», в «Утре помещика» и в «Люцерне» (в последних двух повестях это лицо — автобиографическое). В ближайшей рукописи «Воскресения» (№ 4) ему дано то же имя (Дмитрий), какое он носит в четырех перечисленных повестях. Он не только дворянин, но и князь. Ему в момент суда над Масловой, в 1876 году, к которому приурочены события повести, двадцать восемь лет. Как и сам Толстой, но не как Валерьян Юшкин, о котором сказано, что он окончил университет, Нехлюдов, неудовлетворенный университетской наукой, выходит из университета на третьем курсе и пробует применить свои силы на разных поприщах, но всюду неудачно. В университете он читает книги по экономическим вопросам — Генри Джорджа⁵⁴⁴ и Рёксина, позднее пишет сочинение по уголовному праву, но не оканчивает его, так же как не сводит концы и в другой своей работе — истории своего душевного развития. (Последнее указание — очевидная параллель к «Четырем эпохам развития», в которых Толстой, по его словам, тоже «не свел концы».) Ряд других подробностей в характеристике Нехлюдова носит такой же автобиографический характер. Мельком говорится о его связи с горничной в деревне у тетки и тщательно зачеркивается упоминание о связи с крестьянкой (опять автобиографическая подробность, о которой Толстой избегал напоминать жене, очень болезненно относившейся к этой добрачной связи мужа). Указание на то, что Нехлюдов был на военной службе, отсутствует. По связи с тем, что было испытано и пережито самим Толстым, внутренний мир Нехлюдова характеризуется чувством душевной пустоты и глубокой неудовлетворенности.

После этого второго приступа к «Воскресению» явственных следов работы над повестью мы не найдем в течение нескольких лет.

В начале 1891 года Толстой задумывается над романом, который слил бы в себе большую часть замысленных им и отчасти начатых вещей, в том числе и «Воскресение». 25 января этого года он записывает в дневник: «Стал думать о том, как бы хорошо писать роман de longue haleine,⁵⁴⁵ освещая его теперешним взглядом на вещи. И подумал, что я бы мог соединить в нем все свои замыслы, о неисполнении которых я жалею, все, зa исключением Александра I и солдата: и разбойника, и Коневскую, и Отца Сергия, и даже переселенцев и Крейцерову сонату, воспитание, и Миташу и записки сумасшедшего и нигилистов.⁵⁴⁶ И так мне весело бодро стало». На следующий день, 26 января, там же записано: «Как бы я был счастлив, если бы записал завтра, что начал большую художественную работу. Да, начать теперь и написать роман имело бы такой смысл. Первые прежние мои романы были бессознательное творчество. С «Анны Карениной», кажется, больше 10 лет, я расчленял, разделял, анализировал; теперь я знаю чтò чтò и могу всё смешать опять и разобрать в этом смешанном. Помоги, Отец».

В том же году в дневнике находим следующие упоминания, относящиеся к «Воскресению». 22 мая: «От Давыдова получил очень хорошее дело для Коневского рассказа».⁵⁴⁷ 9—10 июня: «К Коневскому разсказу. Играют в горелки с Катюшей и за кустом целуются». 20 июня: «Хочется писать Коневскую. Очень ясна в голове».