Полное собрание сочинений. Том 33

Под «подмалевкой Коневской» Толстой разумел окончание первой черновой редакции повести, датированной 1 июля 1895 г. (рукопись № 5). Эта редакция составилась в результате комбинации и исправления написанного ранее (см. Описание рукописей, № 5), к которому был присоединен впервые написанный Толстым конец повести, начинающийся с прерванного в рукописи № 3 разговора Нехлюдова с Катюшей при их первом свидании после суда. Важнейшие исправления и дополнения ранее написанного свелись здесь к следующему. В самом начале повести рассказано о знакомстве и дружбе Нехлюдовых с Кармалиными (позднее Корчагиными), о том, что Нехлюдов и Алина Кармалина знали друг друга с детства и были на ты и затем, живя долгое время в разных городах, вновь встретились уже взрослыми и вновь сблизились. Об Алине Кармалиной сказано, что до вторичной встречи с Нехлюдовым, после которой в процессе работы над его перевоспитанием Алина влюбилась в него, она, двадцативосьмилетняя девушка, решила не выходить замуж и вполне отдаться искусству — музыке, которую она действительно любила и к которой была необыкновенно способна (лл. 1 об. — 2) — т. е. тут усилено ее сходство (выдающиеся музыкальные способности, двадцативосьмилетний возраст) с М. Л. Урусовой. (Однако ниже, в той части рукописи, где идет речь об обеде Нехлюдова у Кармалиных, Алина оказывается уже не музыкантшей, а художницей, показывающей Нехлюдову свой новый рисунок девочки с распущенными волосами (л. 69 об.), и в дальнейшем образ Алины (Мисси) складывался у Толстого, видимо, уже независимо от образа М. Л. Урусовой. Чисто внешнее их сходство в окончательной редакции лишь в том, что обе они играют на фортепіано, причем о выдающихся музыкальных способностях Мисси уже нет речи.) Далее, в дополнение к тому, что говорится о юном Нехлюдове в период его жизни с матерью, сказано о его сближении с товарищами из демократических слоев, о поездке после оставления университета зa границу и разочаровании в заграничной науке, о возвращении в Петербург, рассеянной жизни там, поступлении на военную службу в связи с Турецкой (а не Крымской) кампанией, о выходе в отставку в результате крупного проигрыша и, наконец, о службе его по земству в имении матери. В той части рукописи, где говорится о первом пребывании Нехлюдова у тетушек, подробнее сказано о впечатлении его от жизни господ и крестьян в деревне и об его времяпрепровождении. О чувстве к Катюше говорится так: «И теперь ему казалось, что он любит Катюшу; его не только не пугала, но радовала мысль жениться на ней». Но окончательное решение вопроса о женитьбе на Катюше Нехлюдов откладывает до возвращения из-за границы и окончания сочинения о земельной собственности. В рассказе о втором приезде Нехлюдова к тетушкам, в Паново,⁵⁵⁴ перед отъездом на войну, добавлен абзац, в котором говорится о той перемене, которая произошла с ним в промежуток между первым и вторым пребыванием у тетушек. Рассказ о работе совести у Нехлюдова, в связи с его воспоминаниями о своем сближении с Катюшей, значительно распространен. Распространеннее также говорится о речах товарища прокурора и защитников и о резюме председателя по делу обвиняемых (фигурировавший ранее четвертый обвиняемый — фармацевт — здесь исключен), а также о совещании присяжных: вместо краткого сообщения лишь о результатах этого совещания приведен рассказ о самом совещании, причем зачеркнуто указание на то, что Нехлюдов был старшиной присяжных. Фамилия товарища прокурора — Бреве — заставляет предполагать, что прототипом для него мог послужить В. К. Плеве, который в 1870-х годах был товарищем прокурора тульского окружного суда и, следовательно, Толстой мог лично его слышать в суде и знать о нем через Н. В. Давыдова и других своих тульских знакомых. В рассказе о поездке Нехлюдова на обед к Кармалиным (Ивины всюду исправлены на «Кармалины») добавлена беседа его с извозчиком, в окончательной редакции в измененном виде отнесенная ко второй части романа, выделенная в особую главу (XII) и приуроченная ко второй поездке Нехлюдова в острог. Фамилия присутствующего на обеде у Кармалиных «бывшего профессора, либерала» — Черенин здесь исправлена на Колосов, а имя и отчество его Иван Ильич — на Иван Иваныч. Эти фамилия и имя отчество удержаны и в окончательной редакции, но там о Колосове говорится как о бывшем губернском предводителе, теперь члене правления банка. Сделанная несколько ниже на полях рукой Толстого и затем зачеркнутая приписка: «Спор с Чич[ериным]. Да ведь вы же владеете. Владею еще, но не буду владеть» — вскрывает прототип Колосова-Черенина: это, несомненно, друг Толстого в молодости, позднее его идейный антагонист — Б. Н. Чичерин, бывший до 1868 г. профессором московского университета.⁵⁵⁵