Полное собрание сочинений. Том 33

Описание хлопот Нехлюдова в Петербурге и связанных с ними встреч его с различными лицами в значительной степени основано на реальных фактах, к которым так или иначе имел отношение сам Толстой. Так — прежде всего — хлопоты Нехлюдова по делу сектантов имеют в своей основе хлопоты самого Толстого о самарских молоканах, у которых были отняты дети для предотвращения вредного с точки зрения официальной церкви влияния на них родителей. Он дважды — 10 мая и 19 сентября 1897 г. — писал по этому поводу Николаю II,⁶⁰³ обращался за помощью к А. Ф. Кони и, кроме того, напечатал о том же в газете «С. Петербургские ведомости» от 15 октября 1897 года протестующее письмо на имя редактора. В феврале 1898 года дочь Толстого Татьяна Львовна, посоветовавшись с близким знакомым Толстых — помощником командующего императорской главной квартирой гр. А. В. Олсуфьевым, выведенным в «Воскресении» в образе флигель-адъютанта Богатырева, отправилась по этому делу к обер-прокурору синода К. П. Победоносцеву, очень прозрачно фигурирующему в «Воскресении», начиная с четвертой его редакции, под фамилией Топорова. Свидание Т. Л. Толстой с Победоносцевым, описанное ею в своем дневнике,⁶⁰⁴ в ряде подробностей совпадает с тем, что читается о свидании Нехлюдова с Топоровым. Самая характеристика Топорова, данная в четвертой редакции (см. вариант № 83), резче той, какую мы читаем в редакции окончательной, где выброшены первоначально написанные слова, говорящие о нем как о человеке сухом, ограниченном и по мере своего служебного возвышения всё более глупевшем и отстававшем от жизни, а также уничтожен отзыв о популярной славянофильской триаде — православие, самодержавие и народность, на которую опирался в своей деятельности Топоров. Смягчен в окончательном тексте и общий тон тех размышлений, каким предается Нехлюдов после свидания с Топоровым.

В самом рассказе о деле сектантов Толстой сразу же отступил от фактической его сущности. В беседе Нехлюдова с адвокатом, во всех ее редакциях, речь идет о том, что сектантов суд приговорил к ссылке за то, что они сообща читали «Евангелие»; в эпизоде свидания Нехлюдова с Топоровым, в первой его редакции, говорится о том, что членов семей осужденных сектантов рассылают в разные места, причем не сказано, за что рассылают.⁶⁰⁵

Помимо указанных, ряд персонажей, с которыми Нехлюдов сталкивается во время своего пребывания в Петербурге и которые впервые введены в четвертую редакцию «Воскресения», имели свои реальные прототипы.

Так, прототипом графини Катерины Ивановны Чарской, видимо, послужила графиня Елена Ивановна Шувалова, ревностная последовательница лорда Редстока. Она приходилась теткой В. Г. Черткову, точно так же как Чарская была теткой Нехлюдову, которому, как на это указывал еще H. Н. Страхов, Толстой придал многие черты характера Черткова. Она, как и Чарская, отличалась веселостью и разговорчивостью. Толстой знал ее и был в ее доме в 1882 году, когда у нее останавливалась приехавшая из Петербурга двоюродная его тетка гр. А. А. Толстая.⁶⁰⁶ Что касается ее мужа — графа Ивана Михайловича Чарского, то в нем, скорее всего, нашла себе отражение личность всесильного временщика в царствование Александра II, крайнего реакционера графа Петра Андреевича Шувалова, мужа гр. Е. И. Шуваловой. Он не был министром, как гр. Чарский в «Воскресении», но занимал высокие посты, вплоть до поста шефа жандармов и затем посла в Лондоне; играя крупную роль во внутренней политике и пользуясь большим доверием у Александра II, он распоряжался назначением и смещением министров; был очень богат, получал высшие ордена вплоть до ордена Александра Невского с алмазными украшениями к нему (большое количество орденов «до алмазных знаков чего-то включительно» получает и гр. Чарский). Чарский стремится к общению с коронованными особами обоих полов. В карьере Шувалова этого рода общение было очень частым: он был послом при английской королеве, после Берлинского конгресса объезжал с дипломатическими поручениями европейские дворы, наконец, при восшествии на престол Александра III ездил к императору австрийскому и королю итальянскому для доставления им собственноручных писем нового русского императора. Как и Чарский, Шувалов был неразборчив в средствах для достижения карьеры и обнаружил себя неудачливым государственным деятелем в бытность свою английским , послом. По выходе в отставку он, так же как и Чарский, продолжал оставаться членом государственного совета и принимать участие в деятельности различных учреждений. Толстой с гр. П. А. Шуваловым лично знаком был очень мало, но фигура его как государственного деятеля и его внутренний облик несомненно были ему знакомы.

Образ мужа Mariette — Червянского несомненно внушен Толстому личностью известного ему П. В. Оржевского, в 1880-х годах бывшего товарищем министра внутренних дел и командиром корпуса жандармов.