— Бренди и «Бенедиктин», — сказал я. — Но только немного, Стелла. Мне нужно идти работать над этим проклятым делом.
— Как вы мне надоели с вашим делом! — сердито отозвалась она.
— Когда оно закончится, — пообещал я, — вы будете видеть меня чаще.
— К тому времени, — огрызнулась Стелла, — вы, возможно, совсем не сможете меня видеть.
Она вошла в кухню, взяла бренди и «Бенедиктин» и вернулась, погасив в кухне свет.
Мы выпили, я пожелал ей доброй ночи и отправился домой.
В восемь утра мой телефон зазвонил. Я снял трубку и сказал «хэлло».
Голос на другом конце провода звучал почти истерически:
— Мистер Лэм?
— Да.
— Это Хелен — Хелен Мэннинг.
— Слушаю вас, Хелен.
— Я только что получила повестку. Здесь полисмен — он говорит, что прокурор округа Ориндж хочет со мной побеседовать.
— Где сейчас полисмен? — спросил я.
— В другой комнате. Я сказала ему, что должна пойти в спальню переодеться. Что мне делать?
— А что вы можете сделать?
— Боюсь, что ничего, — немного подумав, призналась она.
— Вы могли бы посоветоваться с адвокатом, — сказал я, — но это будет выглядеть, словно вам есть что скрывать. Вы можете отказаться говорить, но это только привлечет к вам внимание. По-моему, единственное, что вам остается, это рассказать всю правду.
— Мистер Лэм… Дональд, не могла бы я поговорить с вами?
— Нет, — ответил я. — Мне прямо сейчас нужно ехать в Санта-Ану. Я должен быть в суде, когда будут выбирать жюри. Повторяю, вам лучше сказать правду.
— Но я не могу!
— Если вы запутаетесь во лжи, это будет скверно выглядеть. Могу помочь вам только одним советом.
— Каким?
— Мортимер Эрвин, прокурор округа Ориндж, высокий красивый мужчинами к тому же холостяк. А вы, если вам самой это неизвестно, весьма лакомый кусочек.
— Вы так думаете, Дональд? — Ее голос дрогнул.
— Я это знаю, — ответил я. — В вас есть все то, чем обладает красивая женщина: индивидуальность, привлекательность, умение одеваться.
— О, Дональд!..
— Не говорите ни с кем из помощников прокурора. Ничего не обсуждайте с полицейскими. Поберегите вашу историю для ушей окружного прокурора. Вы поняли? Только для него одного!
Ее голос заметно повеселел:
— Дональд, вы просто чудесны! Вы действуете, как тонизирующее!
— Увидимся, — сказал я и положил трубку.
Глава 19
К одиннадцати утра дело подошло к раскрытию карт.
— Сначала выслушаем мнение народа, — сказал судья Лотон.
Мортимер Эрвин встал, поклонился, улыбнулся судье и посмотрел на жюри.
— Обвинение полностью удовлетворено составом жюри. Народ отказывается от права изменять состав.
Куинн полуобернулся на стуле и быстро взглянул на меня.
Я сделал утвердительный жест.
Куинн оказался на высоте положения. Он поднялся, устало улыбнулся присяжным и сказал:
— Защита также полностью удовлетворена составом жюри, не сомневаясь, что он вынесет беспристрастное и справедливое решение.
Судья Лотон нахмурился при этой слегка напыщенной фразе.
— Очень хорошо, — сказал он. — Жюри может быть приведено к присяге. Другие присяжные, упомянутые в списке, могут быть свободны. После присяги жюри суд сделает десятиминутный перерыв, вслед за которым окружной прокурор выступит со вступительной речью.
В зале суда начался всплеск активности. Репортеры бросились к телефонам сообщать, что жюри утверждено, и называть имена присяжных.
Барни Куинн подошел ко мне. Когда шум немного утих, он промолвил:
— Ну, скоро мы узнаем самое худшее. После вступительной речи прокурора нам будет ясно, с чем придется иметь дело.
— Возможно, — кивнул я. — С другой стороны, если он приготовил сюрприз, то может ограничиться общими словами.
— Как я выгляжу? — спросил Барни.
— Лучше, — ответил я. — Помни, что присяжные не сводят глаз с юристов. Любая мелочь может выдать твои чувства. То, как ты откидываешься на спинку стула, как смотришь на часы, как проводишь рукой по волосам, как встаешь, чтобы обратиться к суду, с какой скоростью делаешь заметки карандашом. Они отмечают абсолютно все. Ты не сможешь обмануть жюри, не обманув самого себя. Это дело — твой шанс. Воспользуйся им на полную катушку.
— Это не мой шанс, а Эрвина, — мрачно отозвался Куинн. — Отсюда он начнет кампанию за пост генерального прокурора. Он обаятелен, вежлив, убедителен и… черт возьми, Лэм, у него в жюри восемь женщин!
— Ну и что с того? — осведомился я. — Что он делает, когда злится? Взрывается?
— Откуда я знаю?
— Практиковать уголовное право — тяжкий труд, — заметил я. — Узнай, как он себя ведет, когда сердится.
Куинн кисло улыбнулся.
— Я не считаю себя неудачником, Лэм, но это дело сбило с меня спесь. Скажи, ты нашел этот револьвер?
— Нет, — ответил я, глядя ему в глаза.
— В самом деле? — переспросил он. Его лицо просветлело.
— Конечно, черт возьми! — огрызнулся я. — Ты защитник в суде, и я обязан говорить тебе правду, верно? Очнись, дружище! Ведь мы работаем на тебя!
— Ты имеешь в виду, что мы не утаиваем доказательства?
— Разумеется.
Казалось, он вырос на несколько дюймов.
— Почему же ты сразу не сказал?
— Ты меня не спрашивал.
— Я боялся. Я думал… Энсел был уверен, что бросил оружие в изгородь.
— Сомневаюсь, что у него вообще было оружие. Знаешь, что я думаю?