Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика

– Повщали, кормилецъ, да недосугъ все. И на барщину, и дома, и ребятишки, все одна. Дло наше одинокое, – отвчала старушонка, жалостно потряхивая головой.

<Учрежденное Княземъ съ такой любовью и надеждою на несомннную пользу деревенское заведеніе для подаянія простыхъ медицинскихъ средствъ больнымъ крестьянамъ не могло принести пользы въ этомъ случа, котораго онъ не только не предполагалъ, но и даже понять не могъ хорошенько. Это озадачило его, онъ поспшилъ перемнить разговоръ>.

. 12

<Посмотримъ твою избу, сказалъ онъ, всходя въ нее. – На лво¹³ отъ низкой двери въ углу передъ лавкою на земляномъ неровномъ полу стоялъ кривой столъ; съ той же стороны были примостки около печи, надъ столомъ въ углу стояла деревянная черная, черная икона съ мднымъ внчикомъ, нсколько суздальскихъ картинокъ, истыканныхъ тараканами и покрытыхъ странными славянскими словами, были наклеены возл. Но эти безграмотныя картинки и тараканы не помшали часто возноситься изъ этаго мрачнаго угла чистымъ услышаннымъ молитвамъ.>¹⁴

<За столомъ была широкая лавка, покрытая рогожей и овчинами, около нея и подъ ней стояли свтецъ, кадушки, ушатъ, ведра, ухватъ. Противуположную сторону занимали почернвшая большая смрадная печь и полати.>

Неровныя темно срыя стны были увшаны разнымъ тряпьемъ и хламомъ и покрыты тараканами. Изба была такъ мала, что въ ней буквально трудно было поворотиться, и такъ крива, что ни одинъ уголъ не былъ прямъ. Въ середин потолка была большая щель и несмотря, что въ двухъ мстахъ были подпорки, потолокъ, казалось, не на шутку угрожалъ разрушеніемъ.

– Да, изба очень плоха, – сказалъ Князь, всматриваясь въ лицо Чурису, который потупившись, казалось, не хотлъ начинать говорить объ этомъ.

– Задавитъ насъ и ребятишекъ, задавитъ, – начала приговаривать баба, прислонившись къ стн подъ полатями и, казалось, собираясь плакать.

– Ты не говори, – строго сказалъ ей Чурисъ и продолжалъ, обращаясь къ Князю и пожимая плечами, – и ума не приложу, что длать, Ваше Сіятельство, и подпорки и подкладки клалъ; ничего нельзя исдлать. Какъ тутъ зиму зимовать? Коли еще подпорки поставить да новый накатникъ настлать, да переметъ перемнить, да покрыть хорошенько, такъ, може, какъ-нибудь и пробьемся зиму-то, только избу те всю подпорками загородишь, а прожить можно, а тронь, и такъ щепки живой не будетъ.

Николиньк было ужасно досадно, что Чурисъ не обратился прежде къ нему, тогда какъ онъ никогда не отказывалъ мужику и только того и добивался, чтобы вс прямо приходили къ нему за своими нуждами, – а довелъ себя до такого положенія; онъ очень золъ былъ за это на Чуриса, разсердился даже, пожалъ плечами и покраснлъ, но видъ нищеты и спокойная беззаботность, окружающая его, нетолько смягчили его гнвъ, но даже превратилъ его въ какое-то грустное, но доброе чувство.

– Ну, какже ты, Иванъ, прежде не сказалъ мн этого? – сказалъ онъ тономъ нжнаго упрека, садясь на лавку.

– Не посмлъ, Ваше Сіятельство, – отвчалъ Чурисъ, но онъ говорилъ это такъ смло и развязно, что трудно было врить ему.

– Наше дло мужицкое, какъ мы смемъ, да мы… —начала было всхлипывая баба.

– Не гуторь, – лаконически сказалъ Чурисъ, полуоборачиваясь къ жен.

– Въ этой изб теб жить нельзя, это вздоръ, – сказалъ Николинька, подумавъ нсколько, – а вотъ что мы сдлаемъ: видлъ ты каменныя герардовскія – эти съ пустыми стнами – избы, что я построилъ на Старой Деревн?

– Какъ не видать-съ, – отвчалъ Чурисъ насмшливо улыбаясь, – мы не мало диву дались, какъ ихъ клали – такія мудреныя. Еще ребята смялись, что не магазеи-ли будутъ отъ крысъ въ стны засыпать. Избы важныя – острогъ словно.

– Да, избы славныя, и прочныя, и просторныя, и сухія, и теплыя, и дв семьи въ каждой могутъ жить, и отъ пожара не такъ опасно.

– Не спорю, Ваше Сіятельство.

– Ну такъ вотъ, одна изба чистая сухая десятиаршинная съ снями и пустою клетью совсмъ ужъ готова, я теб ее и отдамъ, ты свою сломаешь, она на амбаръ пойдетъ, дворъ тоже перенесешь, вода тамъ славная, огороды я выржу теб изъ новины. – Земли твои во всхъ трехъ поляхъ тоже тамъ подъ бокомъ выржу. Что-жъ, разв это теб не нравится? – сказалъ Князь, замтивъ, что какъ только онъ заговорилъ о пересленіи, Чурисъ съ тупымъ выраженіемъ лица, опустивъ глаза въ землю, не двигался съ мста.

– Вотъ, Ваше Сіятельство, – отвчалъ онъ, не поднимая глазъ. Старушонка выдвинулась впередъ, какъ будто задтая за живое и желая сказать свое мнніе.

– Вотъ, Ваше Сіятельство, – сказалъ Чурисъ, а на Старой Деревн намъ жить не приходится.

– Отчего?

– Нтъ, Ваше Сіятельство, котъ насъ туды переслить, мы вамъ на вкъ мужиками не будемъ. Тамъ какое житье? Да тамъ и жить-то нельзя.

– Да отчего?

– Раззорнія, Ваше Сіятельство.

– Отчего?

– Какже тамъ жить? мсто не жилое, вода неизвстная, выгона нту-ти, коноплянники у насъ здсь искони навозныя, добрыя, а тамъ что? Да и что тамъ? голь! ни плетней, ни авиновъ, ни сараевъ, ни ничего нту-ти. – Раззоримся мы, Ваше Сіятельство, коли насъ туда погоните. Мсто новое, неизвстное, – повторялъ онъ, задумчиво покачивая головой.