Поэтому главная наша забота должна быть в том, чтобы решить вопрос: совсем или не совсем умираем мы в плотской смерти, и, если не совсем, то что именно в нас бессмертно. Когда же мы поймем, что есть в нас то, что смертно, и то, что бессмертно, то ясно, что и заботиться мы в этой жизни должны больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно. Люди же обыкновенно поступают как раз обратно.
Это ужасный мир, если страдания в нем не производят добра. Это какое-то злое устройство, сделанное для того, чтобы духовно и телесно мучить людей. Если это так, то мир невыразимо безнравственен, так как он делает зло не для будущего добра, но праздно, бесцельно. Он как будто нарочно заманивает людей только для того, чтобы они страдали. Он бьет нас с рождения, подмешивает горечь ко всякой чаше счастия и делает смерть всегда грозящим ужасом. И, конечно, если нет бога и бессмертия, то понятно высказываемое людьми отвращение к жизни: оно вызывается в них существующим порядком или, скорее, беспорядком, — ужасным нравственным хаосом, как его следует назвать.
Но если только есть бог над нами и вечность перед нами, то изменяется всё. Мы прозреваем добро в зле, свет в мраке, и надежда прогоняет отчаяние.
Какое же из двух предположений вероятнее? Разве можно допустить, чтобы нравственные существа — люди — были поставлены в необходимость справедливо проклинать существующий порядок мира, тогда как перед ними выход, разрешающий их противоречие. Они должны проклинать мир и день своего рождения, если нет бога и будущей жизни. Если же, напротив, есть и то и другое, жизнь сама по себе становится благом и мир — местом нравственного совершенствования и бесконечного увеличения счастья и святости.
Мы часто стараемся вообразить себе смерть и переход
Что бы такое ни было то начало в человеке, которое чувствует, понимает, живет и существует, оно свято, божественно и потому должно быть вечно.
Не верит в бессмертие только тот, кто никогда серьезно не думал о смерти.
Религия — это всем понятная философия.
Особенность христианского учения в том, чтобы представлять себе нравственно-хорошее и нравственно-дурное отличающимися одно от другого не как небо от земли, а как небо от ада. Представление ада с его вечными мучениями возмущает душу, но по смыслу своему это представление верно. Оно служит нам предостережением от того, чтобы мы не думали, что добро и зло, царство света и царство тьмы, стоят рядом и что есть между ними постоянные переходные ступени. Представление это указывает на то, что добро и зло отделены друг от друга неизмеримой бездной.
Первое и самое древнее мнение в отвлеченных вещах — всегда самое вероятное, потому что здравый человеческий ум тотчас же напал на него. Таково существование всемирного начала — бога.
Религия — это упрощенная и обращенная к сердцу мудрость. Мудрость — это разумом оправданная религия.
Из того, что люди называют религией, вытекают их правила воспитания, их политика, социальная экономия и искусство.
Человек без религии, т. е. без какого-либо отношения к миру, так же невозможен, как человек без сердца. Человек может не знать, что у него есть сердце; но как без сердца, так и без религии человек не может существовать
Надо правила доброй жизни (не убивай, не сердись, не блуди, не плати злом за зло и другие) считать истинными и обязательными для нас не потому, что это божьи заповеди, а надо считать их божьими заповедями потому, что мы чувствуем, что они внутренно обязательны для нас.
«Как же жить, не зная, что будет, не зная, что нас ожидает?»
Только тогда и начинается настоящая жизнь, когда не знаешь, что нас ожидает. Только тогда творишь жизнь и исполняешь волю бога.
Религия может осветить философские рассуждения. Философские рассуждения могут подтвердить религиозные истины. И потому ищите общения с истинно-религиозными людьми и с истинными философами, как живыми, так и умершими
В человеке живет дух божий.
Если кто не родится свыше, не может увидеть царствия божия.