Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг. Альберт

– Ужъ этаго я не знаю, – сказалъ сынъ министра, – только что онъ вонючъ и грязенъ, это положительно.

– Какъ онъ слабъ, насилу держится, – сказалъ кто-то.

– Можно ли упасть до такой степени, – сказалъ Французъ, отходя отъ фортепьяно, къ которому съ скрыпкой подошелъ Албертъ.

– Давайте! кто будетъ акомпанировать? – спросилъ Албертъ.

Несмотря на то, что Пишо видимо не хотлъ играть вмст съ Албертомъ и тмъ становиться съ нимъ на одну доску, хозяинъ дома и гости упросили его ссть зa фортепьяно. Французъ неохотно исполнилъ ихъ просьбу.

– Carnaval de Venise,²⁷ хотите? – сказалъ Албертъ, размахивая скрыпкой. La majeur.²⁸

– Ну кончено! – сказалъ Аленинъ. – Carnaval de Venise, эту пошлость, значитъ, что дрянь. Да и играетъ плохо, – прибавилъ онъ, послушавъ внимательно нсколько времени.

– Вдь онъ способенъ по пустякамъ восторгаться; я его давно знаю, – замтилъ сынъ министра, подмигивая на Делесова.

Делесову самому начинало казаться, что точно не было ничего хорошаго въ игр Алберта. – Пишо между тмъ, акомпанируя, оглядывался на Делесова и подмигивалъ съ видомъ ироническаго одобренія. Только художникъ, жадно вглядывавшійся въ все боле и боле оживляющееся лицо Алберта, и Захаръ, высовывавшій изъ-за двери свое добродушное лицо, были довольны игрой Алберта. Пишо, хотя невольно вытягивался, смотря на скрипача, закатывалъ глаза и улыбался, находилъ время оглядываться на хозяина съ шутливымъ одобреніемъ. Остальные гости подъ вліяніемъ Аленина, начавшаго слушать съ предубжденіемъ, оставались строги и холодны. Совершенно лишенный эстетическаго чувства сынъ министра покачивалъ головой съ выраженiемъ, говорившимъ: не то, не то, и иронически поглядывал на Делесова.

Однако Албертъ былъ недоволенъ своей игрой.

– Нтъ, я не могу нынче играть, – сказалъ онъ, кладя скрипку.

Делесовъ повелъ его въ другую комнату и предложил пость.

– Я голоденъ, – сказалъ Албертъ, – отъ этаго не могу играть. Можно этаго състь? – спрашивалъ онъ съ дтскимъ выраженіемъ указывая то на то, то на другое блюдо, и, получая позволенье, съ жадностью лъ то то, то другое. Пишо въ это время, сидя за фортепьяно, игралъ одну изъ мазурокъ Chopin.

– Ахъ, прелестно! прелестно! – закричалъ Албертъ и, не проглотивъ куска, побжалъ слушать. – Прелестно, прелестно! – твердилъ онъ, улыбаясь, встряхивая волосами и подпрыгивая. Онъ взялъ скрипку и сталъ акомпанировать. —

Аленинъ между тмъ подозвалъ къ себ Делесова. —

– Ну, батюшка, хорошъ вашъ геній. Этакихъ геніевъ какъ собакъ. Гадкій фарсёръ, ни знанія, ни таланта, ничего!

– Да я сейчасъ замтилъ, что онъ шутъ, – сказалъ сынъ министра.

Делесову было совстно; но онъ не могъ не согласиться съ такимъ авторитетомъ, какъ Аленинъ.

– Ну, все таки талантъ? – сказалъ онъ.

– Никакого! Еще можетъ быть, что онъ бы могъ играть путно 2-ю скрипку въ квартетахъ, ежели бы былъ порядочный человкъ и занимался бы; а теперь онъ и этаго не можетъ. Вдь я не мало возился съ артистами. Ихъ есть цлая порода, нечесанныхъ, какъ я называю. Эти господа воображаютъ, что надо не бриться, не мыться, не чесаться и не учиться, чтобы быть артистами. И еще быть подленькими, – прибавилъ онъ.

Вс засмялись. —

Делесову было совстно, но онъ признавалъ совершенно свою ошибку.

– А онъ меня совсмъ надулъ, – сказалъ онъ. – Правда, правда ваша.

Пишо въ это время, совершенно забывъ свою гордость моднаго пьяниста, принесъ на фортепьяно бутылку вина и вдвоемъ съ Албертомъ пилъ, говорилъ и игралъ, не обращая никакого вниманія. Художникъ блестящими глазами, не отрываясь, смотрлъ на Алберта и восхищался.

11.

– И страшно, и больно смотрть на него, – сказалъ онъ, подходя къ групп, въ которой говорилъ Аленинъ. —

– А ты все считаешь его за генія, – сказалъ Делесовъ, – спроси-ка у Михаилъ Андрича.

Художникъ злобно вопросительно посмотрлъ на Аленина.

– Чтожъ, у каждаго можетъ быть свое мнніе, – отвчалъ Аленинъ, – мое мнніе, и мнніе основанное на маленькой опытности, слдующее: такихъ господъ надо въ исправительные дома сажать, или заставлять улицы мести, а не восхищаться ими. —

– Отчего жъ вы такъ на него изволите гнваться? – язвительно спросилъ художникъ.

– А отъ того, что эти-то господа язва для серьезнаго искуства. —

Художникъ вдругъ разгорячился.

– Вы говорите: язва, – заговорилъ онъ, – да вы понимаете ли, что онъ такое?

– Я вижу, что есть, а не то, что бы вамъ, можетъ быть, хотлось видть.