Полное собрание сочинений. Том 50

2 М. 89. М. Рано проснулся, убрался. Слаб. Во сне видел: цель жизни всякого человека улучшение мира, людей: себя и других. Так я видел во сне, но это неправильно. Цель моей жиз[ни]_; как и всякой: улучшение жизни; средство для этого одно: улучшение себя. (Не могу разобраться в этом — после.) А очень важно. Так и есть, думал об этом, гуляя, и пришел к тому, что удовлетворило меня, что действительно надо быть совершенным, как Отец. Надо быть, как Отец. Не только не робеть от такой гордости, но робеть от мысли о том, что можно забывать это. Я не орудие, но орган Божества. Я такой же, как и Отец, как говорил Иисус, но я его орган, клеточка и всё тело. Отношение подобное. Дерзко приравнивать себя Отцу только тогда, [когда] считаешь себя и его личностями. Но когда ясно, что существует только мое отношение к нему, то я не могу не считать себя одинаковым с ним. Я и Отец одно. И когда поймешь это: я то же, что Отец, — какая сила духовная прибавляется. Как Паскаль говорит, как разночинец, нашедший права наследства. Я, по крайней мере, как только скажу себе, что я такой же, как Он, и призван делать дело Его, так не могу уж делать низкого, нечистого, не могу гордиться, радоваться на себя и не могу не любить, не жалеть. Всё как Он. Так думал на прогулке. Да, выразить это так: ты посланец от Отца, делать Его дело. И потому, чтобы быть достойным продолжать его делать, иметь это благо, 1) блюди себя чистым, каким Он представляется тебе, 2) всё, что делаешь, делай только в исполнение Его воли и 3) волю Его ты познаешь, когда ты в любви. Любовь это Его сила, проходящая через тебя, поворачивайся такой стороной, чтобы она проходила через тебя. — Еще неясно, но мне не то что ясно, но мне это сознание придало силы.

Дома Юнге с детьми. Тяжело с женой. Не могу преодолеть. Надо помнить то, что Он хочет о ней. — Написал об искусст[ве]. Вечером поправлял. Нехорошо и напрасно. Ему⁴² этого не нужно. Лег поздно. Здоровье лучше. Был у Толстых. Получил письма от Евр[ея] Елисав[етградского] и гимназиста, отвечал.

3 М. 89. М. Встал в 8, убрался. Думал. Учись во всем у Бога. Учись делать доброе так, чтобы получающий его не видал твоей руки. Как Бог. Он это делает, до такой степени скрывая себя, что многие точно думают, что Его нет. —

Поправлял об искусстве — вышло лучше. Начал б[ыло] писать о Фрее — не пошло. Снес Гольц[еву] и зашел к Вер[е] Ал[ександровне]. Да, женское царство — беда. Никто как женщины (вот как она с дочерьми) — не могут делать глупостей и гадостей чисто, мило даже и быть вполне довольными. А нет уважения к суждению людей, к[оторое] вызвало бы сомнение. Дома — барышни. Я б[ыл] сначала голоден, а потом, наевшись, и жил только брюхом до 8 часов. Ни разу не вспомнил о том, кто я. Надо вспоминать, когда скверно. Пришли Желтовы и Огранович. Огранович — психопат. Потом с барышнями и Гротом поговорили об искусстве. Грот жалок, он что-нибудь дурное сделал и хорошо чувствует. Как неверно слово: жалок, к такому положению. Жалок человек, когда не видит греха. Только горе в том, что я-то сержусь тогда, а не жалею, как бы должно было. Сережа приехал. Лег поздно.

4 М. М. 89. Встал позднее, записал, работать нечего, пойду пройдусь. Читал М. Arnold. Слабо. Софизмы о церкви, к[оторая] ему зачем-то нужна. Спал. Пошел в Библ[ейскую] лавку, заперто. Дома много народа своего. Хорошо всё б[ыло] до приезда Сережи и его всё одних и тех же разговоров, осуждающих всё, отчаянных и оправдывающих себя. Я более горячо говорил, чем надо. Лева огорчает меня своей папиросочной плохостью. Ел лишнее, живот ноет. Потом пришли Касаткин, Арханг[ельский], Янжул и Трирогова. Хорошо говорили. Письма два из Америки. Одно Панина, лекция обо мне, другое известие о свободоземельном движении в Колорадо. Лег очень поздно. [Вымарано больше строки.]

5 М.М. 89. Встал также рано. С Сережей говорил тяжело. Дурно. Надо по Божьи. Помоги мне. Иду завтракать. Почитал и заснул. Пошел в редакцию, отдал статью Тр[ироговой].

Живот болел, обедал лучше. Пришел Е. Попов, хорошо беседовали. Старался, чтоб б[ыло] так же радостно, как б[ыло] радостно с кухаркой Волжиной, к к[оторой] зашел узнать о здоровьи. Ох, кабы облечься в броню любви, т. е. на все стороны всегда выставлять любовь к людям; чтоб никто бы тебя не пробрал. — Лег 12.