Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856-1869 гг.

дв тройки. «Чтожъ, говоритъ, купите некрута, да какъ исдлаетъ коленцо этакимъ манеромъ — уморилъ. Я, говоритъ, не дорого возьму. «А что просилъ?» спросилъ старикъ. Игнатъ переглянулся съ женой. И[люшка] взглянулъ на Акс[инью], которая подавала чашку съ квасомъ, «Тысячу рублевъ, говоритъ, разв не стою, еще, говоритъ, угощу покупателя такъ, что три дня не проспится. 500 рублевъ въ недлю прогуляю. Попомни жъ, говоритъ, спроси въ зеленомъ трактир Фуфайкина Гришку». «Чтожъ, Никитычъ, коли что, оброни Боже, — сказала старуха, — пропадай оно все богатство, чмъ дти- ща лишиться. Разв не одолемъ». Старикъ вздохнулъ. «На то Божья воля, — сказалъ онъ. — Къ слову говорится», — вмшался Игнатъ. — отъ слова не сдлается. Гджъ намъ 1000 рублевъ,— онъ усмхнулся, — легко-ли дло 1000 рублевъ. Гд ихъ возьмешь. Продай все, да хуже Шинтяка (самый бдный мужикъ въ деревн), да и то не одолешь. Не мы одни, матушка, не первые, не послдние. Извстно, когда бы богачи были, какъ Ермила или что, отсыпалъ бы и шабашъ». — «Что робть-то, — сказалъ Василій, — коли что, я пойду право, офицеромъ сдлаюсь, бабу въ офицершу призведу, шляпку надну». «Дуракъ былъ ты, дуракъ глупый и есть, — сказалъ старикъ строго». «Чему оскаляешься?». «Какже ты говорилъ, — все приставала старуха, — 1000 рублевъ много денегъ?» «Тройку продать, вотъ и тысяча рублевъ», вдругъ сказалъ Илюшка. «Да поди об продай, не наберешь». — «Да что жъ, ничего и не нажили мы, столько годовъ работамши». — «Нажили, тебя женили, да двухъ лошадей купили, да хлба на 12 душъ покупали». — «И батюшка столько годовъ жилъ, не скопилъ ничего?» — «Что скопилъ, такъ его, а не наше еще, погоди. Что было, отдали Игнату, — сказалъ старикъ, — а <теперь что есть возьми, только ста рублевъ нту> мое дло теперь Богу молиться, къ концу готовиться. Игнатъ знаетъ. Онъ вамъ хозяинъ, его и слушай. Да что напередъ говорить». И старикъ всталъ и сталъ креститься. «И то, — подхватилъ Василій, — двку отдать, вотъ что», сказалъ онъ, толкая сестру. Аксинья вдругъ заговорила: «Ты смйся, шилава, ты знаешь, что безъ зубъ не возьмутъ, а онъ хозяинъ, а людямъ на смхъ». — «Да что тужить напередъ, что тужить, — говорилъ старикъ влзая на печь. — А то хозяина старшаго брата отдать. Что жъ жеребій кидать другой разъ?» — «Извстно, что жеребій», подхватила Аксинья. «Полно пустяки молоть то, коли идти, такъ извстно что мн, это порядки извстные. Что толковать. Правду батюшка говоритъ, что напередъ загадывать. Бери постель, пойдемъ спать». И скоро лучина потухла въ Дутловой изб, но долго еще не спали ни Игнатъ съ Прасковьей <они шептались и радовались горю>, ни старуха съ старикомъ. Больше чмъ чорная кошка пробжала между братьями, они и жены ихъ ненавидли другъ друга. <Жалче всхъ была> Старуха не спала долго, она чуяла серд- цемъ, что чтото не доброе длается вокругъ нее, что мужъ скрываетъ отъ нее, что хотятъ отнять у нее любимаго ея сына и что могли бы спасти его, коли бы хотли. Старикъ былъ потерянъ, денегъ у него точно не было, хозяйство было все въ рукахъ. Игната, который говорилъ, что невозможно выручить 300 рублей на рекрута, но ежели бы даже и возможно было спасти сына, разоривъ домъ, старикъ бы задумался; теперь же Игнатъ, подъ вліяніемъ котораго онъ находился, доказалъ ему, что это нельзя. Игнатъ былъ раздраженъ на брата, жена уврила его, что отецъ хочетъ отдать Иль все и что Илья съ Аксиньей подводятъ старшаго брата. Одинъ Илья съ Аксиньей не былъ золъ, онъ былъ слишкомъ молодъ и счастливъ, обнявшись лежали эти сильные здоровые молодые люди и спали спокойнымъ и счастливымъ сномъ. Когда счастье въ рукахъ, несчастью не врится. Несчастье нестолько въ самомъ факт несчастья, сколько въ убжденіи, что человкъ несчастливъ. Старуха еще не знала, но ужъ она въ воздух чуяла этотъ знакомый ей запахъ несчастья, ужъ она знала, что такое терять и плакать и убиваться. Илья и Аксинья, напротивъ, онъ зналъ по всему, что не миновать ему идти, и разсказалъ это жен, но они оба не понимали того, что это значитъ, и старуха, проходя съ вечера въ снцахъ, мимо двери клети, постояла, послушала, какъ счастливо гогочутъ голоса молодой четы, и покачала головой. А Аксинья до той поры смялась и щипала мужа, что и она и онъ сами не слыхали, как заснули. — 

* № 3.