Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг. Убийца жены

Заскрипли двери на блокахъ, [послышались] шаги, суетня, шопотъ, и громкій барскій голосъ спросилъ, гд арестантъ. —

– Въ секретной, ваше высокоблагородіе.

Высокій статный исправникъ, съ крашеными усами и хохломъ, вошелъ въ дверь, длая выговоръ за нечистоту.

– Вы отставной ротмистръ Желябовской? – спросилъ онъ.

Онъ не отвчалъ. Онъ смотрлъ на Исправника, на его сытое барское лицо, на крестъ, на торопливость Станового, снимавшаго съ него шинель, и на спокойную увренность Исправника, свободнаго, счастливаго. Противная веселость учителя, насвистывавшаго псенки, въ то время какъ Желябовской, бывши ребенкомъ, сидлъ подъ наказаніемъ, вспомнилась ему. И ему, какъ тогда, чувствуя свое безсиліе, захотлось плакать. Онъ раза два взглянулъ, опустилъ глаза и не отвчалъ, потому что боялся, что его голосъ дрогнетъ, и ему будетъ стыдно. Но не отвчая, онъ ршилъ, что и не нужно и нельзя отвчать.

– Вы арестантъ и должны отвчать мн для снятія допроса, – сказалъ Исправникъ.

– Я все сказалъ. Я убилъ жену.[1] Судите.

– Вы <взволнованы>, въ эмоціи. Я понимаю и жалю. Вы успокойтесь. Я буду просить васъ эавтра отвтить намъ. И врьте, что я жалю. Не могу ли быть вамъ полезенъ? Вашъ камердинеръ просилъ допустить его. Или кушанье? Но завтра уже я буду просить васъ отвтить по пунктамъ.

– Мн ничего не нужно.

– Камердинера?

– Васька? Зачмъ ему?

– Батюшка, Михаила Сергичъ,[2] отецъ! – Камердинеръ вошелъ и сталъ цловать плечо и руку.

– Ну, оставьте, ну, завтра.

Исправникъ вышелъ.

[3]<Василій, камердинеръ долго молчалъ, стоя у двери. Но когда все затихло, онъ упалъ со всего роста на землю и зарыдалъ.

– Отецъ, прости! Я все надлалъ. Зачмъ я сказалъ теб!

– Молчи.

– Не буду. Отецъ, прости меня, выслушай. Я выведу отсел. Только послушай меня.

– Мн некуда идти. Одно помоги мн – убить еще себя.

– Батюшка, Михаила Сергичъ! Погубилъ я тебя. Прости. Послушай меня. Грхъ на теб большой, на мн еще больше. Послушай меня, бги. Я и деньги принесъ, и все готово. Уйдемъ. Погубилъ одну душу, не погуби меня и себя.

– Куда жъ я уйду?

– Заграницу уйдемъ.

– Молчи. Я спать лягу. >

Онъ прилегъ на койку и долго лежалъ. Василій[4] сидлъ тихо и задремалъ.

Все та же Анастасья Дмитревна, всхлипывая предсмертнымъ всхлипываньемъ, лежала передъ самыми глазами Михаила Сергевича, и все та же тяжесть и то же чувство безсилія томили его.

Онъ пытался молиться, но одна злоба противъ Бога поднималась въ его душ. A вмст съ тмъ онъ чувствовалъ себя въ рукахъ его. Онъ не спалъ дв ночи и не могъ заснуть. На мгновенье онъ забылся и вдругъ вскочилъ:[5] Сторожъ, Сторожъ…[6]

............................................................................................................................................[7]

Сторожа были пьяны. Инвалидный солдатъ пошелъ купить закусокъ.

[8]Михаилъ Сергевичъ вышелъ изъ двора и тотчасъ повернулъ на пустырь за купеческимъ дворомъ. Всю ночь онъ шелъ то лсомъ, то дорогой. Къ утру, раздвигая колосья, они вошли въ рожь и заснули и спали весь день. Къ вечеру они вышли на дорогу. Онъ подошелъ къ рк.[9] У рки были телги, повозки, женщины, дти и мужики. Вс съ удивленіемъ смотрли на него. Михаилъ Сергевичъ <раздлся и ползъ> въ воду.

Комментарий В. Ф. Саводника

Рукопись, автограф Толстого, занимает два полулиста писчей бумаги, сложенных в четвертку, с небольшими полями; бумага фабрики Говарда; записано всего 6 страниц, причем на шестой странице помещено всего несколько строк; две последние страницы чистые. Почерк крупный и связный, устанавливающийся у Толстого во второй половине 1860-ых гг. Как по характеру почерка, так и по качеству бумаги, рукопись может быть отнесена скорее всего ко времени после окончания «Войны и мира», т. е. к самому концу 1860-ых гг. Более точная датировка невозможна, так как в дневниках и письмах Толстого не сохранилось никаких указаний, относящихся к этому литературному замыслу. Рукопись не имеет никакого заглавия.

Отрывок был оставлен автором в зачаточном состоянии, и он к нему в ближайшее время уже не возвращался; только много лет спустя мотив убийства из ревности был использован Толстым в «Крейцеровой сонате».

Рукопись хранится в архиве Толстого в Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина. (Папка 3, 2.)

Отрывок печатается впервые.

ПРЕДИСЛОВИЕ К СЕДЬМОМУ ТОМУ.

В настоящий том входят произведения 1856—1869 гг.

Кроме рассказа «Поликушка», печатаемого по тексту «Русского вестника», в этот том включены варианты к этому рассказу, извлеченные из черновых рукописей Толстого, а также шесть произведений, опубликованных после его смерти: «Тихон и Маланья», «Идиллия», «Сон», «Оазис», «Зараженное семейство» и «Комедия в 3-х действиях».