Полное собрание сочинений. Том 83

Пріхали мы отлично, ничто не рвалось, не ломалось, и Саша¹ остался доволенъ сидњньемъ. Въ Пирогов² прежде, чмъ въ домъ, вошли на конный дворъ и мн такъ грустно стало — страсть! глядя на конюшни, прежде полныя тысячными лошадьми и теперь пустыя или заставленныя одрами. — Я 4 года не былъ въ Пирогов, и ужасно грустно посл всего прежняго изобилія и богатства видть мерзость запустнія и среди запустнія городской домикъ съ убитыми щебнемъ передъ окнами дорожками. Домъ оказался нетопленъ, и мы пошли (мы, я перезябъ, особенно на козлахъ) пошли к прикащику, к[отор]ый есть удивительно жалкой и смшной dummer Junge,³ какъ я и объявилъ Келлеру.⁴ Въ хозяйств Сережи⁵ мн длать нечего, хотя я чувствую, что и одной внушительной болтовней съ Старостой и Прикащикомъ я не безполезенъ. Сейчасъ сдлалъ ошибку. Загнали скотину крестьянскую, и одинъ мужикъ самовольно увелъ, я его напугалъ, и онъ пришелъ просить прощенья за это и онъ безъ носа и потому очень жалокъ, и я его простилъ, не штрафъ, но наказанье. И теперь раскаиваюсь. Саша съ Келлеромъ пошли на тягу, а я сижу съ попомъ, который говоритъ, что мужикъ этотъ потерялъ носъ, ходя къ аристократкамъ. сть намъ очень хотлось, но мы напились чаю, и Сережка⁶ намъ варитъ курицу. —

23 Апрля 4¹/₂ часа. Я проснулся въ 4, не смотря на то, что легъ въ 12-мъ часу, и сейчасъ перебудилъ всхъ, веллъ ставить самоваръ и закладывать лошадей. — Домикъ точно картонная игрушечка и прекрасно устроенъ до малйшихъ подробностей; но былъ такъ холоденъ, что мы обдали, или ужинали скоре, въ кухн. Я все болталъ съ попомъ, а Сережка тутъ же, подл насъ на плит готовилъ кушанье.

Посл ужина я прошелъ въ подробности по всему дому и узналъ вещи Сережины (разный мелочи), которыхъ я не видалъ давно, которыя знаю 25 лтъ, когда мы оба были дтьми, и ужасно мн стало грустно, какъ будто я его потерялъ навсегда. И оно почти такъ. Они спали наверху вмст, а я внизу, должно быть, на томъ диван, на которомъ Таня за ширмами держала его.⁷ И эта вся поэтическая и грустная исторія живо представилась мн. Оба хорошіе люди, и оба красивые и добрые; старющій и чуть не ребенокъ, и оба теперь несчастливы; а я понимаю, что это воспоминаніе этой ночи — одни въ пустомъ и хорошенькомъ дом — останется у нихъ обоихъ самымъ поэтическимъ воспоминаніемъ, и потому что оба были милы, особенно Сережа. Вообще мн стало грустно на этомъ же диван и объ нихъ, <и> о Сереж, особенно глядя на ящичекъ съ красками, — тутъ въ комнат, — изъ к[отор]аго онъ красилъ, когда ему было 13 лтъ; онъ былъ хорошенькой, веселой, открытый мальчикъ, рисовалъ и все, бывало, плъ разныя псни, не переставая. А теперь его, того Сережи, какъ будто нтъ.

Потомъ у меня въ ух шумло и стало грустно о теб (о Сереж меньшомъ я еще не жалю), и нашелъ страхъ, что я тебя оставилъ; потомъ заснулъ и видлъ во сн разныя лица изъ моего романа.⁸ — демъ мы дале на Машинькиныхъ⁹ лошадяхъ, а Келлеръ въ телг на моихъ съ пчельникомъ, к[отор]ый не приходилъ отъ того, что у него 3-го дня умеръ зять. Общалъ мн еще пчельникъ съ собой привесть (и съ Келеромъ) бабу кухарку. Боюсь, Келеръ бы не обидлся. Еще нанялъ мужика, Кондратья,¹⁰ жившаго у Сережи и разочтеннаго Прикащикомъ, именно съ той цлью, чтобы отдать его Сереж, когда онъ вернется. А по показаніямъ Келлера, Сережа имъ дорожитъ.