Полное собрание сочинений. Том 83

³ Нил Александрович Попов (1833—1891), профессор русской истории в Московском университете.

⁴ В письме от 8 декабря С. А. Толстая писала: «Так-то ты с Анеточкой свиделся. Мне было смешно, но приятно. Она такая добрая и счастливая, что всегда невольно заражаешься ее добротой и счастьем. А за что она меня так полюбила, уж и не знаю, я получила от нее самое нежное письмо, и еще не отвечала» (не опубликовано).

⁵ Место действия «Войны и мира» (1 том). С. А. Толстая писала 28 ноября: «Не встретил ли ты где Австрийца? Думаешь ли о поездке в Австрию?»

⁶ Вероятно от 30 ноября и от 1 декабря.

⁷ 30 ноября С. А. Толстая писала: «После обеда собрались мы с Лизой (Варе и Машеньке нельзя) гулять. Пошли на скотный двор сначала..... Ну, а потом вдруг мы с ней расхрабрились и отправились в мелкий Заказ, оттуда низом к броду, кругом; потом на гору, и мимо Чепыжа домой. Шли так скоро, как будто нас ветер нес, и всё болтали. Уже совсем смеркалось, немного жутко и хорошо было..... Лиза всё понимала, в ней поэзия есть; так хорошо она говорила и любовалась Засекой и природой, и тоже ей было немного жутко. Домой пришли, уже было совсем темно». (ПСТ, стр. 35—36.)

⁸ «Николай Васильевич Нечаев (1818—1877), доктор-хирург ординатор Голицынской больницы в Москве.

32.

1864 г. Декабря 6. Москва.

Ныньче получилъ твое, въ дурномъ дух написанное, письмо, но и оно для меня радость и успокоеніе. Издалека я тебя даже и такою люблю, да и вблизи тоже, другою я тебя не могу представить, какъ съ твоими измненіями живости и нжности и изрдка того состойнія, въ которомъ ты писала письмо, которое изрдка находитъ на тебя и которое я отношу всегда къ физическимъ причинамъ, за что ты на меня всегда сердишься. Такое же бываетъ твое расположеніе духа, когда ты вдругъ вздумаешь ревновать, какъ, помнишь, незадолго передъ моимъ отъздомъ. Сейчасъ ухалъ Василій Исленьевъ;¹ онъ иметъ видъ добраго малаго и простъ; но что то есть въ немъ, какъ будто у него на душ много стыднаго и гадкаго; такое онъ мн длаетъ впечатлніе и раздражаетъ меня. Кром того, тутъ Алекс[андръ] Мих[айловичъ], который просто противенъ; и съ тхъ поръ, какъ онъ тутъ, мн еще тяжеіле становится здсь.

Боюсь тебя обмануть, но черезъ недлю врно буду ужъ съ тобой вмст переноситься изъ дтской на верхъ.² Вчера и ныньче былъ въ ванн, и ванны, натиранья и повязка Нечаева производятъ на руку пріятное впечатлніе, будто она здорова. Въ ванн, сидя въ вод, я поднимаю и верчу ею, почти какъ здоровой рукой... Каждое утро я заставляю Алекся подымать ее, и она безъ боли поднимается совсмъ кверху. Стало быть, если мускулы получатъ силу, чт`o вс мн общаютъ, то нтъ причины, чтобы я не владлъ ею; только съ тою разницею, что при движеніяхъ по верху правое плечо будетъ подыматься выше лваго. Сейчасъ говорилъ это Тан, и теб долженъ сказать, хоть и совстно. Я ужасно нравственно опустился эти послдніе три дня; ничего не длаю, даже не създилъ въ библіотеки,³ куда мн нужно, ни къ Каткову переговорить о роман, а съ утра до вечера шляюсь по комнатамъ, и уныло слушаю невеселыя, 50-ія шуточки Александра Мих[айловича]. Все это, можетъ быть, хорошо, но мн здсь одному, т.-е. безъ тебя, не вынести еще столько же. Съ завтрашняго дня намренъ твердо ходить въ струн, хоть не писать, a передлать здсь вс нужныя дла. Въ понедльникъ, вторникъ и среду взять по ванн, призвать Нечаева, спросить его, что онъ можетъ теперь сдлать и наставленіе на будущее. Въ четвергъ и пятницу остаться и въ субботу хать, чтобъ въ воскресенье обнять тебя, милую, хоть лвой рукой, но обнять и цловать, цловать. Нтъ, неловко мн писать черезъ Таню, я все пишу отъ души, но все какъ-то не то. У меня еще горе — я начинаю охладвать къ моему [писанью], и, можешь себ представить, ты, глупая, съ своими неумственными интересами,⁴ мн сказала истинную правду. — Все историческое не клеится и идетъ вяло. Я утшаюсь, что отъ этаго нейдетъ впередъ. Я расклеился. Оправдываю себя тмъ, что это отъ положенія руки, к[отор]ое опять стало неопредленно. И досадно.