Полное собрание сочинений. Том 85. Письма к В. Г. Черткову 1883-1886 гг.

Стало быть — дѣло жизни есть внесенiе истины въ міръ. Жизнь на то только дана (по ученію Христа) человѣку съ его разумомъ, чтобы онъ вносилъ этотъ разумъ въ міръ, и потому вся жизнь человѣка есть ничто иное, какъ эта разумная его дѣятельность обращенная на другія существа вообще, не только на людей. Такъ понималъ Христосъ свою жизнь и такъ училъ насъ понимать нашу. Каждый изъ насъ есть сила, сознающая себя — летящій камень, который знаетъ, куда и зачѣмъ онъ летитъ, и радуется тому, что онъ летитъ, и знаетъ, что самъ онъ ничто — камень, а что все его значеніе въ этомъ полетѣ, въ той силѣ, кот[орая] бросила его, что вся его жизнь есть эта сила.¹ И въ самомъ дѣлѣ, внѣ этаго взгляда, — т. е. того, что человѣкъ всякій есть посланникъ Отца, призванный только затѣмъ къ жизни, чтобы исполнять волю Отца, — внѣ этаго взгляда жизнь не только не имѣетъ смысла, но отвратительна и ужасна. И напротивъ, стоитъ хорошенько понять и сдѣлать своимъ этотъ взглядъ на жизнь, и жизнь становится не только осмысленной, ясною, но прекрасною, радостною и значительною. — Только при этомъ взглядѣ уничтожаются всѣ сомнѣнія борьбы и всѣ страхи. Если я посланникъ Божій, то дѣло мое главное не только въ томъ, чтобы исполнять пять заповѣдей, не имѣть собственности, не предаваться похоти и т. п. — все это условія, при к[оторых] я долженъ исполнять посланничество. Это тоже для меня теперь главный смыслъ моего посланничества, но дѣло мое главное въ томъ, чтобы жить, внося въ міръ всѣми средствами, какія даны мнѣ, ту истину, к[оторую] я знаю, к[оторая] повѣрена мнѣ. Можетъ случиться, что я самъ буду часто плохъ, буду измѣнять своему призванію, все это ни на минуту не можетъ уничтожить значеніе моей жизни — свѣтить тѣмъ свѣтомъ, к[оторый] есть во мнѣ, до тѣхъ поръ, пока могу, пока свѣтъ есть въ васъ.² Только при этомъ ученіи уничтожаются праздныя сожалѣнія о томъ, что есть или было не то, чтобы я хотѣлъ, и праздныя желанія чего-то опредѣленнаго въ будущемъ, уничтожается и страхъ смерти, и вся жизнь переносится въ одно настоящее. Смерть уничтожается тѣмъ, что если моя жизнь сбилась съ дѣятельностью внесенія разума и добра въ міръ, то придетъ время, когда физическое уничтоженіе моей личности будетъ содѣйствовать тому, что стало моей жизнью — внесеніе добра и разума въ міръ. —

Я написалъ вамъ очень дурно, но чувствую я все это хорошо и сильно, и очень радостно живу и смотрю на жизнь. Практически это дѣйствуетъ на меня такъ: (говорю для себя и знаю, что для васъ тоже). Кромѣ физическихъ потребностей, въ к[оторыхъ] стараюсь ограничиваться меньшимъ, какъ только меня тянетъ къ какой-нибудь деятельности — разговора, письма, работы — я спрашиваю себя (даже не спрашиваю, а чувствую, что этимъ дѣломъ я служу пославшему меня), и я радостно отдаюсь дѣлу и забываю всѣ сомнѣнія и лечу какъ камень, радуясь тому, что лечу. Если же дѣло не для пославшаго, то оно уже и не тянетъ меня. Мнѣ просто скучно, и я только стараюсь, отдѣлываясь отъ него, соблюсти всѣ правила, для посланниковъ данныя. Но этаго и не бываетъ. Мнѣ кажется, что можно жить такъ, чтобы или спать или всей душой съ восторгомъ служить пославшему.

Не показывайте моего этаго письма людямъ, не любящимъ Хр[иста). Я писалъ какъ попало, и ошибки словъ могутъ отнести къ мысли, а она дорога. Вы поймете и, можетъ быть, вамъ будетъ что-нибудь на пользу.¹

Полностью печатается впервые. Большой отрывок был напечатан в Б, III, Госизд., М., 1922, стр. 18—19. На подлиннике не имеется никаких пометок Черткова, кроме архивного номера письма. На основной машинной копии письма — в общей серии этих копий, сделанных в Англии, но иногда не вполне точных — имеется датировка: «Тула, 2 февраля 1885 г.» На чем основана эта датировка, установить не удалось. Датируем расширительно, исходя из того, что письмо это, как видно из следующего письма, было написано из Ясной поляны, куда Толстой, пробыв два дня в Туле, приехал вечером 20 января и где пробыл, почти ежедневно бывая в Туле, до вечера 3 февраля. Судя по ежедневным письмам Толстого к Софье Андреевне, в которых он описывает свою деревенскую жизнь, наиболее вероятным днем написания этого письма является все же 2 февраля, о котором он говорит: «Я провел весь день дома: писал, читал и тихо сидел и думал».